СССР: 22 400 000 квадратных километров без единой рекламы кока-колы!

Маркес Габриэль Гарсиа

Трудно было определить ее политическую позицию. По ее мнению, Соединенные Штаты — единственная свободная страна в мире, но лично она может жить только в Советском Союзе. Во время войны она познакомилась со многими американскими солдатами и говорила, что это наивные, здоровые парни, но они поразительно невежественны. Она не была антикоммунисткой, чувствовала себя счастливой оттого, что в Китае пришли к марксизму, но обвиняла Мао Цзэдуна в том, что он оказал влияние на Хрущева, и тот не разрушил до конца миф о Сталине.

Она рассказала нам о друзьях своего прошлого. Большинство из них театральные деятели, писатели, уважаемые артисты — были репрессированы при Сталине. Когда мы подъезжали к зданию театра, имеющего очень давнюю репутацию, наша случайная спутница взглянула на него с особым выражением. «Мы называем этот театр „театром призраков“, — сказала она с кроткой улыбкой. — Лучшие его актеры покоятся под землей».

У меня нет ни малейшего основания считать эту женщину ненормальной, но один плачевный факт очевиден: она была похожа на таковую. Несомненно, она живет в той среде, откуда суть вещей видна с наибольшей ясностью. Похоже, верно, что народ не пострадал от режима Сталина — репрессии обрушились на руководящие сферы. Но я не могу принять как достаточно убедительное основание для обобщения деятельности Сталина это утверждение, ибо не слышал никаких иных доводов, сколько-нибудь к нему близких. Советским людям свойственно впадать в экзальтацию при выражении своих чувств. Они выражают радость столь зажигательно, как будто танцуют казачью пляску, готовы отдать последнюю рубаху и, прощаясь с друзьями, плачут настоящими слезами. Но они становятся в высшей степени осторожными и скрытными, едва заговорят о политике. Бесполезно пытаться узнать у них что-либо новое в этой области все ответы опубликованы, и они лишь повторяют аргументы «Правды». Материалы ХХ съезда — секретные, по утверждению западной прессы, — изучались и обсуждались всей страной. Это одна из черт советского народа — политическая осведомленность. Скудость международной информации компенсируется поразительной всеобщей осведомленностью о внутреннем положении. Кроме нашей бесшабашной случайной переводчицы мы не встретили никого, кто столь бесповоротно высказывался против Сталина. Очевидно, в сердце каждого советского человека живет миф, обуздывающий доводы разума. Они словно говорят: «При всем, что мы знаем о нем, Сталин есть Сталин. И точка». Ликвидация повсюду его портретов проводится без лишнего шума, и на их место не вывешиваются портреты Хрущева. Остается только Ленин, и память о нем священна. Создается буквально физическое ощущение, что против Сталина могут быть предприняты любые действия, но Ленин неприкосновенен.

Я беседовал о Сталине со множеством людей. Мне показалось, что они высказываются вполне свободно, полагая, что всесторонний анализ спасет миф. Но все без исключения наши собеседники в Москве говорили: «Теперь все изменилось»… Мы спросили одного преподавателя музыки из Ленинграда, которого встретили случайно, какая разница между прошедшим и настоящим. Он не колебался ни секунды: «Разница в том, что сейчас мы верим». Из всего слышанного это самое любопытное обвинение против Сталина.

В Советском Союзе не найдешь книг Франца Кафки. Говорят, это апостол пагубной метафизики. Однако, думаю, он смог бы стать лучшим биографом Сталина. Двухкилометровый людской поток перед Мавзолеем составляют те, кто хочет впервые в жизни увидеть телесную оболочку человека, который лично регламентировал все, вплоть до частной жизни граждан целой страны. Мало кто видел его при жизни, никто из тех, с кем нам довелось беседовать в Москве, не помнит такого случая. Два его ежегодных появления на трибуне Кремля могут засвидетельствовать высшие советские государственные служащие, дипломаты и личный состав некоторых отборных частей вооруженных сил. Народ не имел доступа на Красную площадь во время демонстраций. Сталин покидал Кремль лишь на время отдыха в Крыму. Один инженер, участник строительства гидростанции на Днепре, уверял, что в определенный период, в зените сталинской славы, само существование Сталина подвергалось сомнению.

Ни один лист на дереве не мог шевельнуться вопреки воле этой невидимой власти. Занимая посты Генерального секретаря ЦК Коммунистической партии, Председателя Совета Министров и Верховного главнокомандующего, он сосредоточил в своих руках невообразимую власть; не созывал партийные съезды. Сделав централизацию власти основой организации, он сосредоточил в своей памяти все, что необходимо для управления страной, вплоть до мельчайших деталей. На протяжении 15 лет не проходило ни единого дня, чтобы в газетах не упомянули его имя.

У него не было возраста. Когда он умер, ему было больше семидесяти, он был совершенно седой, появились признаки физической изнуренности. Но в воображении народа Сталин имеет возраст своих портретов. Они донесли его вневременное существование даже в самые отдаленные уголки тундры. Его имя звучало повсюду: на проспектах Москвы, на скромной телеграфной станции мыса Челюскин, за полярным кругом. Его изображения висели в общественных зданиях, в частных домах, печатались на рублях, на почтовых марках и даже на упаковках продуктов. Его статуя в Сталинграде — высотой 70 м, каждая пуговица на кителе — полметра в диаметре.

Лучшее, что можно сказать в его пользу, неразрывно связано с худшим, что можно сказать против него: в Советском Союзе нет ничего, что не было бы сделано во имя Сталина; а все, что делалось после его смерти, состоит в попытках высвободиться из пут его системы. Не выходя из своего кабинета, он лично контролировал строительство, политику, руководство, личную жизнь, искусство, лингвистику. Для утверждения принципа абсолютного контроля над промышленным производством он создал в Москве централизованное управление, основанное на системе министерств, нити которых в свою очередь сходились в его кабинете в Кремле. Если какой-либо сибирский завод испытывал нужду в запчастях, производимых другим заводом, расположенным на той же улице, необходимо было послать запрос в Москву через усердно крутящееся бюрократическое колесо. Завод, где производились эти запчасти, должен был повторить ту же самую процедуру, чтобы осуществить необходимую поставку. Некоторые запросы так никогда и не дошли по назначению. В тот вечер, когда мне разъяснили в Москве, в чем смысл сталинской системы, я не обнаружил в ней ни одной детали, не описанной ранее в книгах Кафки.

На следующий же день после смерти Сталина система начала шататься. В то время как одно министерство изучало вопрос о мерах по увеличению производства картофеля, поскольку поступали сообщения о его нехватке, другое министерство, извещенное о перепроизводстве картофеля, рассматривало возможности расширения выпуска производных продуктов на его основе. Таков эффект бюрократического узла, который Хрущев старается распутать. Возможно, в сравнении с мифическим и всемогущим Сталиным Хрущев представляет собой для советского народа возврат к реальной действительности. Но у меня сложилось впечатление, что в отличие от западной прессы люди в Москве не придают большого значения личности Хрущева. Советский народ, который за 40 лет совершил революцию, пережил войну, период восстановления хозяйства и создал искусственный спутник, с полным правом желает лучшей жизни. И он поддержал бы всякого, кто предложил бы это. Таким человеком стал Хрущев. Полагаю, ему верят, потому что он земной человек. Он руководит не посредством своих портретов, а выезжает в колхозы и, выпив водки, заключает пари с крестьянами, что сможет подоить корову. И доит. Его выступления, в отличие от доктринерских спекуляций, основаны на здравом смысле и написаны ясным, обиходным языком. Для выполнения своего обещания Хрущев должен в первую очередь достичь двух целей: всеобщего разоружения, что высвободит ресурсы и позволит использовать их в производстве товаров потребления, и децентрализации управления. Молотов, купивший себе очки в Соединенных Штатах, выступил против децентрализации. Я приехал в Москву неделю спустя после его отставки, и мне показалось, что русские так же, как и мы, сбиты с толку этой мерой. Но советский народ с его долготерпением и политической зрелостью уже не наделает глупостей. Из Москвы отправляются поезда с архивами, служащими и конторскими принадлежностями — целые министерства перемещаются в индустриальные центры Сибири. Только улучшение положения подтвердит, что Хрущев был прав, отправив в отставку Молотова. А для начала в Советском Союзе слово «бюрократ» стало самым тяжким оскорблением.

«Должно пройти много времени, прежде чем мы поймем, кем же в действительности был Сталин, — сказал мне молодой советский писатель. Единственное, что я имею против него, это то, что он хотел управлять самой большой в мире страной, словно собственной лавкой». Он же считал, что господствующий в Советском Союзе дурной вкус не может не быть связан с личностью Сталина, грузинского крестьянина, растерявшегося перед роскошью Кремля. Сталин никогда не выезжал за пределы Советского Союза. Он умер в уверенности, что московское метро — самое красивое в мире. Да, оно хорошо действует, удобно и очень дешево. В нем невероятно чисто, как и повсюду в Москве: в ГУМе бригада женщин целый день напролет протирает лестничные перила, полы и стены, которые все время пачкает толпа. То же самое в гостиницах, кинотеатрах, ресторанах и даже на улице; но с еще большим усердием это делается в метро, сокровище города. На деньги, истраченные на его переходы, мрамор, фризы, зеркала, статуи и капители, можно было бы частично разрешить проблему жилья. Это апофеоз мотовства.

На семинаре по архитектуре, проводившемся в рамках фестиваля, зодчие со всего мира беседовали с руководителями советского строительства. Одному из них — Жолтовскому — 90 лет. Самому молодому из руководителей генерального штаба архитектуры Абросимову — 56 лет. Это архитектура сталинских времен. Отвечая западным критикам, они выдвигали единственный аргумент: монументальная архитектура следует русским традициям. Итальянцы в своем блистательном выступлении доказали, что архитектура Москвы не соответствует традиционному стилю — это гиперболизированная и приукрашенная фальсификация итальянского неоклассицизма. Жолтовский, который 30 лет жил во Флоренции, несколько раз пытался разогреть свои идеи, но в конце концов вынужден был это признать. И тогда произошло нечто неожиданное: молодые советские архитекторы показали свои проекты, отвергнутые руководителями сталинский архитектуры, — они были великолепны. После смерти Сталина в советской архитектуре веет духом обновления.

Возможно, самой большой ошибкой Сталина было его желание во все соваться самому, вплоть до самых потаенных уголков личной жизни. Полагаю, с этим связана атмосфера мелочного деревенского ханжества, которая пронизывает все в Советском Союзе. Свободная любовь, рожденная из революционных крайностей, — легенда прошлого. Если взглянуть объективно, никакая иная мораль не напоминает так христианскую, как советская. В своих отношениях с мужчинами девушка подвержена тем же предрассудкам и пользуется теми же психологическими увертками и обиняками, что стали притчей во языцах в отношении девушек испанских. И с первого взгляда становится ясно, что в вопросах любви они управляются с той простотой, которую француженки называют невежеством. Их волнует, кто и что скажет, и в обычае долгие и контролируемые помолвки по всей форме.