Сталин. Большая книга о нем
Шрифт:
на улицу с оружием в руках. Конференция рекомендует отказаться от выступления. От имени
Центрального Комитета Сталин подтверждает решение конференции. Пестковский, один из
сотрудников Сталина и раскаявшийся оппозиционер, вспоминал через тринадцать лет об этой
конференции: «Там я впервые увидел Сталина. Комната, в которой происходила конференция,
не могла вместить всех присутствующих: часть публики следила за ходом прений из коридора
через открытую дверь. В этой части публики
имени ЦК выступал Сталин. Так как он говорил тихо, то я из коридора разобрал немногое.
Обратил внимание лишь на одно: каждая фраза Сталина была отточена и закончена, положения
отличались ясностью формулировки…» Члены конференции расходятся по полкам и заводам,
чтоб удержать массы от выступления. «Часов в 5, — докладывал Сталин после событий, — на
заседании ЦИКа официально от имени ЦК и конференции заявили, что мы решили не
выступать». Часам к 6 выступление все же развернулось. «Имела ли партия право умыть руки…
и уйти в сторону?.. Как партия пролетариата мы должны были вмешаться в выступление и
Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»
93
придать ему мирный и организованный характер, не задаваясь целью вооруженного захвата
власти».
Несколько позже Сталин рассказывал об июльских днях на партийном съезде: «Партия не
хотела выступления, партия хотела переждать, когда политика наступления на фронте будет
дискредитирована. Тем не менее выступление стихийное, вызванное разрухой в стране,
приказами Керенского, отправлением частей на фронт, состоялось». ЦК решил придать
манифестации мирный характер. «На вопрос, поставленный солдатами, нельзя ли выйти
вооруженными, ЦК постановил: с оружием не выходить. Солдаты, однако, говорили, что
выступать невооруженными невозможно, что они возьмут оружие только для самообороны».
Здесь, однако, мы наталкиваемся на загадочное свидетельство Демьяна Бедного. В очень
восторженном тоне придворный поэт рассказал в 1929 г., как в помещении «Правды» Сталин
был вызван из Кронштадта по телефону и как в ответ на заданный вопрос о том, выходить ли с
оружием или без оружия, Сталин ответил: «Винтовки?.. Вам, товарищи, виднее!.. Вот мы,
писаки, так свое оружие, карандаш, всегда таскаем за собой… А как там вы со своим оружием,
вам виднее!» Рассказ, вероятно, стилизован. Но в нем чувствуется зерно истины. Сталин был,
вообще говоря, склонен преуменьшать готовность рабочих и солдат к борьбе: по отношению к
массам он всегда был недоверчив. Но где борьба завязывалась, на площади ли Тифлиса, в
бакинской ли тюрьме или на улицах Петрограда, он всегда стремился придать ей как можно
более
карандашах. Не нужно, однако, преувеличивать значение этого эпизода: запрос исходил,
вероятно, от Кронштадтского комитета партии; что касается матросов, то они все равно вышли
бы с оружием.
Не поднявшись до восстания, июльское движение переросло рамки демонстрации. Были
провокационные выстрелы из окон и с крыш, были вооруженные столкновения, без плана и
ясной цели, но со многими убитыми и ранеными, был эпизодический полузахват
Петропавловской крепости кронштадтскими моряками, была осада Таврического дворца.
Большевики оказались полными господами в столице, но сознательно отклонили переворот как
авантюру. «Взять власть 3 и 4 июля мы могли, — говорил Сталин на Петроградской
конференции. — Но на нас поднялись бы фронт, провинция, Советы. Власть, не опирающаяся
на провинцию, оказалась бы без рук и без ног». Лишенное непосредственной цели, движение
стало откатываться. Рабочие возвращались на свои заводы, солдаты — в казармы.
Оставался вопрос о Петропавловке, где все еще сидели кронштадтцы. «ЦК делегировал
меня в Петропавловскую крепость, — рассказывал Сталин, — где удалось уговорить
присутствующих матросов не принимать боя… В качестве представителя ЦИК я еду с
(меньшевиком) Богдановым к (командующему войсками) Козьмину. У него все готово к бою…
Мы уговариваем его не применять вооруженной силы… Для меня очевидно, что правое крыло
хотело крови, чтобы дать «урок» рабочим, солдатам и матросам. Мы помешали им выполнить
свое желание». Успешное выполнение Сталиным столь деликатной миссии оказалось
возможным только благодаря тому, что он не был одиозной фигурой в глазах соглашателей: их
ненависть направлялась против других лиц. К тому же он умел, несомненно как никто, взять в
этих переговорах тон трезвого и умеренного большевика, избегающего эксцессов и склонного к
соглашениям. О своих советах матросам насчет «карандашей» он, во всяком случае, не
упоминал».
Троцкий констатирует: «Вопреки очевидности соглашатели объявили июльскую
манифестацию вооруженным восстанием и обвинили большевиков в заговоре. Когда движение
уже закончилось, с фронта прибыли реакционные войска. В печати появилось сообщение,
ссылавшееся на «документы» министра юстиции Переверзева, что Ленин и его соратники
являются попросту агентами германского штаба. Настали дни клеветы, травли и смуты.
«Правда» подверглась разгрому. Власти издали распоряжение об аресте Ленина, Зиновьева и