Сталин. Ледяной трон
Шрифт:
Вообще, я перевернул гору книг – большей частью написанных как раз восторженными поклонниками Жукова – но нигде не обнаружил хоть каких-то конкретных примеров его деятельности на посту начальника Генштаба. Скажем, докладной записки Сталину о необходимости срочно развернуть производство бронетранспортеров с учетом немецкого опыта. Или указания военным округам активнее внедрять рации и локаторы. Или напоминания о необходимости изучать опыт действий вермахта за два последних года.
Одни общие фразы: неустанно трудился, провел огромную работу, усилил боеспособность армии… Конкретики – ноль. Как Жуков усилил боеготовность армии, мы уже примерно представляем: изрядно
Управление войсками Генштаб утратил практически мгновенно – потому что раций было гораздо меньше, чем требовалось, а у части тех, что все же нашлись, не оказалось зарядных устройств, провода же образца Первой мировой немецкие диверсанты рубили обычными саперными лопатками. Танки горели в бессмысленных контратаках – потому что так приказывал Жуков…
29 июня Сталин и его ближайшие соратники узнали о падении Минска не из докладов Генштаба, а из передач иностранного радио! Они поехали в Генштаб – Сталин, Берия, Молотов, Маленков, Микоян. Сохранились подробные воспоминания Микояна об этом визите. Сталин в конце концов взорвался и, не особенно выбирая выражения, поставил вопрос ребром: что это, мать вашу, за Генштаб, что это за начальник Генштаба, который так растерялся, что не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует? Что это за Генштаб без связи?
Жуков возрыдал. В самом прямом смысле слова – выскочил в другую комнату, оглашая воздух стенаниями и рыданиями, Вот тут бы и мигнуть Берии, тут бы и вызвать группу захвата из лубянских волкодавов, чтобы дали обосравшемуся «великому стратегу» в ухо, оборвали богатые петлицы и опустили ниже плинтуса…
Обошлось! Сталин оставил нашего героя на свободе.
На мой взгляд, Сталин допустил в своей деятельности всего три крупнейших промаха, совершил три ошибки, которые лично я не в состоянии понять, объяснить и простить: во-первых, проглядел Хрущева, во-вторых, допустил к руководству Генштабом Мерецкова и Жукова, а в-третьих, не оторвал Жукову петлицы вместе с головой 29 июня 1941 года.
Вот и пришлось Сталину срочно создавать Ставку Верховного Главнокомандующего, взвалив на себя всю тяжесть…
Контрнаступление Жукова под Москвой – еще один провал «великого полководца». Хорошо еще, что с руководства Генштабом он был все же снят – Сталин вернул Шапошникова. А Жуков – Жуков не то чтобы советовал Сталину оставить Москву, но, по воспоминаниям и Молотова, и маршала Голованова, такую вероятность допускал.
Вспоминает маршал Голованов: «Он (Жуков. – А. Б.) ставил перед Сталиным вопрос о том, чтобы перенести штаб Западного фронта из Перхушкова за восточную окраину Москвы, в район Арзамаса. Это означало сдачу Москвы противнику. Я был свидетелем разговора Сталина с членом Военного совета ВВС Западного фронта генералом Степановым – тот поставил этот вопрос перед Сталиным по поручению командующего фронтом. Сталин ответил: „Возьмите лопаты и копайте себе могилы. Штаб фронта останется в Перхушково, а я останусь в Москве До свидания“. Кроме Степанова, об этом знают Василевский и Штеменко. Жуков есть Жуков, но факт есть факт. А при встрече скажет, что либо такого не было, либо корреспондент не так написал».
Эвакуироваться из Москвы Сталин отказался категорически. Когда у него, решив найти обходной путь, деликатно поинтересовались: мол, не пора ли грузить в вагоны полк вашей личной охраны, Сталин, по сохранившимся свидетельствам, ответил кратко и недвусмысленно: этот полк он при необходимости лично поведет в атаку.
К зиме сорок первого он сосредоточил под Москвой пять армий, полностью укомплектованных личным составом, с новой техникой. Жуков из кожи вон лез, выклянчивая у Верховного эти армии, – чтобы, по своему обыкновению, погнать в полный рост на немецкую нимало не подавленную оборону. Но Сталин его не слушал. Он бросил в бой эти армии в точно рассчитанный момент – когда немецкое наступление окончательно выдохлось, когда немцы стали, когда грянули холода и у «панцергренадеров» стали с приятным звоном отваливаться обмороженные уши. И побежали немцы из-под Москвы…
Мой отец шел в свой первый бой рядовым красноармейцем одной из этих армий. И всю оставшуюся жизнь был уверен, что уцелел исключительно потому, что армиями этими командовал не Жуков.
Жуков еще до того успел покомандовать Ленинградским фронтом. Где, как это всегда за ним водилось, снова «не рассчитал». К тому времени уже было известно, что Гитлер дал директиву не брать город, ограничившись блокадой, а главные силы высвободить для удара по Москве. Но Жуков вбил себе в голову, что немецкая группа армий «Север» твердо намерена овладеть Ленинградом. И вновь гнал, гнал и гнал части в контратаки. Гнал пехотинцев. Гнал на немецкие пулеметы вооруженных лишь винтовками и гранатами балтийских моряков, которых немцы выкосили вчистую – так полег весь отряд кронштадтцев полковника Ворожилова, 498 человек. Гнал питерских рабочих из народного ополчения. Впереди были немецкие пулеметы, сзади – свои. Жуков лично заставлял пулеметчиков стрелять по отходившим (свидетельство маршала Голованова).
А попутно издал приказ, но сравнению с которым сталинский приказ номер 227 кажется слюнявым лепетом запойного гуманиста. 28 сентября 1941 г., шифрограмма командующего Ленинградским фронтом Жукова № 4976: «Разъяснить всему личному составу, что все семьи сдавшихся врагу будут расстреляны и по возвращении из плена они сами будут расстреляны». Найдена в архивах не так давно.
Это после войны он будет лицемерно сокрушаться о «нарушениях законности», допущенных в отношении пленных извергами Сталиным и Мехлисом. Полагал, видимо, что его собственные расстрельные инициативы на сей счет навсегда останутся засекреченными…
В сорок втором под Вязьмой Жуков снова «отличился». Мысль, конечно, дикая, но порой я не в состоянии отделаться от впечатления, что он снова и снова приносил тысячи человеческих жизней в жертву какому-то подземному богу войны, вроде сибирского кровавого Эрлика. Был ли это вообще человек? Глядя на картину Васильева, начинаешь сомневаться…
На ржевско-вяземский плацдарм Жуков наступал трижды. И всякий раз кончалось провалом.
Когда в немецкой обороне образовалась брешь шириной около 40 километров, Жуков бросил туда 33-ю армию генерал-лейтенанта Ефремова. Понадеялся на «авось». Немцы отступить отступили, но в полном порядке – и чуть погодя окружили группировку Ефремова, а заодно гвардейский кавалерийский корпус генерала Белова и десантников 4-го корпуса.
У окруженных подошли к концу продовольствие и боеприпасы. Конники Белова съели лошадей. Сохранилась для истории отчаянная радиограмма Ефремова: «Тов. Жукову, Хохлову. Находясь под Вязьмой по вашему приказу, я никак не могу прикрыть тыл, что вы прекрасно понимаете: состав дивизий был вам до выхода под Вязьму известен, известна и растяжка коммуникаций армии. Поймите, мы каждые сутки ведем бой вот уже полтора месяца почти без боеприпасов и уничтожили несколько тысяч немцев. Сами имеем три тысячи раненых. Воюем. Спешите дать боеприпасы, у нас нет боеприпасов».