Сталин. Отец народа
Шрифт:
Когда встал вопрос об умерщвлении Максима Пешкова, то здесь мы подготовили ослабление организма чрезмерным употреблением спиртных напитков. Затем в ослабленном состоянии в один очень жаркий день в апреле Макс, разгоряченный, потный, по предложению Крючкова, который принимал участие в ослаблении организма Пешкова, был уложен (в состоянии сильного алкогольного опьянения. – Л.Б. ) на скамью недалеко от реки. Его обдувало ветром, он был потный, лежал без сорочки в течение нескольких часов. Ясно, что он простудился, заболел и через день обнаружилось крупозное воспаление легких. Я пригласил Плетнева на консультацию, мы были с ним два раза и видели, что течение болезни тяжелое. Об этом же знал и Виноградов, который был приглашен
Из показаний Левина об умерщвлении Алексея Максимовича Горького: «К этому времени Горький был уже очень больным человеком. Плохо у него дело обстояло с легкими. Кроме того, изменения в легких страшно затрудняли деятельность сердца. В 1935 году зимою он был в Крыму. Мы там говорили с Крючковым, который постоянно ездил в Крым, договорились о мероприятиях, вредных Алексею Максимовичу. Я ему говорил, что А.М. Горький очень любит прогулки, любит в парке, в саду рубить сучья деревьев или скалывать кусочки скал. Все это ему было разрешено во вред его здоровью. Вторая страсть у него была к огню. Горький любил огонь, пламя, и это было нами использовано. Для него разжигался костер, как раз после утомления Горького работой, собирали в кучу срубленные сучья, разжигали пламя. Горький стоял около этого костра, было жарко, и все это вредно действовало на его здоровье.
Для приезда в Москву опять-таки было условлено выбрать такой момент, чтобы он мог заболеть гриппом. Он был очень склонен к заболеванию гриппом, и грипп часто осложнялся бронхитом или воспалением легких. Узнав, что в доме Максима Горького заболевание гриппом, Ягода сообщил об этом в Крым, и Крючков организовал возвращение Максима Горького в Москву как раз в это время. И действительно, приехав в эту гриппозную квартиру, на второй или третий день Горький заболел гриппом, который очень быстро осложнился воспалением легких, принявшим сразу тяжелое течение. Но, тем не менее, мы с профессором Плетневым считали, что тот план, который мы выработали, надо провести и использовать те лекарства, которые могли быть для него вредны. Чтобы не могло возникнуть никаких сомнений и подозрений, мы применяли только те лекарства для усиления сердечной деятельности, которые в этих случаях обычно применяются. Но применяли их в очень большом количестве. В данном случае они переходили в свою противоположность. Сердечный мотор терял свою работоспособность, и в конце концов, он не выдержал».
(Далее по требованию Вышинского Левин уточняет дозировку тех средств, которые применялись в отношении А.М. Горького, зачитываются ответы Медицинской экспертизы на вопросы, поставленные Государственным обвинителем, подписанные заслуженным деятелем науки профессором Д.А. Бурминым, заслуженным деятелем науки профессором Н.А. Шерешевским, профессором В.Н. Виноградовым, профессором Д.М.Российским, доктором медицинских наук В.Д. Зипаловым. – Л.Б. ).
Из показаний подсудимого Крючкова об умерщвлении сына Горького – Максима: «Я предательски убил Максима Горького и его сына – Максима Пешкова. Оба убийства я совершил по указанию Ягоды и под влиянием его угроз.
Давая мне поручение убить Максима Пешкова, Ягода осведомил меня о предполагаемом государственном перевороте и о его, Ягоды, участии в нем.
Я не могу скрыть перед судом, как это я показывал и на предварительном следствии, что мои личные интересы совпадали, переплетались с политической подкладкой этого преступления. В смерти Максима Пешкова я был лично заинтересован. Я полагал, что со смертью Максима Пешкова я останусь единственно близким человеком к Горькому, человеком, к которому может впоследствии перейти большое литературное наследство Горького, которое даст мне в дальнейшем средства и независимое положение.
С Ягодой я познакомился
Я растрачивал большие деньги Горького, пользуясь его полным доверием. И вот это поставило меня в какую-то зависимость перед Ягодой. Я боялся того, что он знает, что я трачу деньги и совершаю уголовное преступление. Ягода стал пользоваться мной, чтобы стать ближе к Горькому. Я ему помогал во всем…
В начале 1933 года Ягода в один из разговоров со мной сказал, что Алексей Максимович может скоро умереть, что он стареет, что после смерти Алексея Максимовича распорядителем литературного наследства Горького останется сын Макс. Вы же привыкли, – говорит Ягода, – жить хорошо, а останетесь в доме в роли приживальщика. Это замечание Ягоды смутило меня, и мое смущение он заметил.
Вскоре Ягода снова возобновил этот разговор со мной и тогда прямо ставил вопрос об устранении, точнее сказать, об убийстве Максима Пешкова. Я ему сказал, что мешать ему, Ягоде, не собираюсь, и спросил, что мне нужно делать. На это он мне ответил: «Устранить Максима». И прибавил, что смерть Максима повлияет на Горького и сделает его политически безобидным стариком. В дальнейшем разговоре он мне сказал: «Ваша задача очень проста – начните спаивать Максима». Он мне сказал, что для этого дела привлечены доктор Виноградов и доктор Левин.
Я принял поручение и приступил к подготовке убийства Максима Пешкова. Я начал спаивать его, причем вино получал непосредственно от Ягоды в довольно большом количестве. Но все же крепкий организм Максима Пешкова не поддавался. И вот в 1934 году Ягода торопит меня, советует мне простудить Максима. «Вы, – говорит Ягода – оставьте его как-нибудь полежать на снегу». В марте или апреле, незадолго до основной болезни Максима Пешкова, я так и сделал. Но Максим Пешков тогда отделался небольшим насморком. 2 мая я предварительно напоил Максима и, как сегодня показывал доктор Левин, оставил его в саду на скамейке спать на несколько часов. День был холодный, и с этого момента Максим заболел. 3 мая вечером Максим мне сказал, что ему нездоровится. Он смерил температуру, оказалось 39,5 градуса. Несмотря на это я врача не вызвал. Утром вызвал Левина. Левин приехал и поставил диагноз, что у Максима в легкой форме грипп. При этом он отозвал меня в сторону и сказал, что вот вы добились того, к чему стремились.
Через несколько дней случайно к Алексею Максимовичу приехал доктор Бадмаев. Бадмаев осмотрел Максима Пешкова и сразу же определил крупозное воспаление легких и удивленно спросил: «Что же, Левин не осматривал его, что ли?». Когда Максим Пешков узнал, что он болен крупозным воспалением легких, он попросил – нельзя ли вызвать Алексея Дмитриевича Сперанского, который часто бывал в доме Горького. А.Д. Сперанский не был лечащим врачом, но Горький его очень любил и ценил, как крупного научного работника. Я сообщил об этом Левину. Левин на это сказал: «Ни в коем случае не вызывать Сперанского». Левин добавил, что он в скором времени приедет вместе с доктором Виноградовым. И действительно, к вечеру они с доктором Виноградовым приехали. Доктор Виноградов, еще не видя больного, привез с собой какие-то лекарства.
7 и 8 мая Максиму Алексеевичу стало лучше. Я сообщил об этом Ягоде. Ягода возмущенно сказал: «Черт знает что, здоровых залечивают, а тут больного не могут залечить». Я знаю, что после этого Ягода говорил с доктором Виноградовым, и доктор Виноградов предложил дать Максиму Пешкову шампанского. Левин тогда сказал, что шампанское очень полезно дать, потому что у больного депрессивное состояние. Шампанское было дано Максиму Алексеевичу и вызвало у него расстройство желудка при большой температуре. После того как расстройство желудка появилось, Виноградов лично – я знаю это наверняка – дал больному слабительное и, выйдя из комнаты больного, сказал: «И для непосвященного ясно, что при такой температуре нельзя давать слабительное».