Сталин

Волкогонов Дмитрий Антонович

– Расскажите на воле, как мы трудимся на великих стройках сталинской эпохи!

Мы переглянулись, но, увидев стоявших рядом нескольких часовых, все поняли. Меня, правда, удивила выспренность слога заключенного. Но вскоре я понял, почему он так говорил. Мне в руки попала книжка в мягком переплете "Великие стройки сталинской эпохи"1131. Книжка, написанная академиками А.В. Топчиевым, Г.М. Кржижановским, А.В. Винтером, В.А. Обручевым, В.С. Немчиновым, И.А. Шаровым, другими учеными, наверняка была в лагерной библиотеке. Но что верно, то верно: очень многие, если не большинство, "великие сталинские сооружения" возводили заключенные. Думаю, что эта грань тоталитарного общества особенно цинична.

Приведу еще один документ:

"Товарищу Сталину

И.В.

товарищу Молотову В.М.

товарищу Маленкову Г.М.

товарищу Берия Л.П.

товарищу Хрущеву Н.С.

2 февраля 1951 г.

Постановлением Совета Министров от 30 июля 1949 года на Министерство внутренних дел СССР возложено проектирование и строительство Куйбышевской гидроэлектростанции на реке Волга с окончанием работ в 1955 году. Строительство идет по плану...

Постановлением Совета Министров от 16 августа 1950 года на МВД СССР возложено также проектирование и строительство Сталинградской гидроэлектростанции и магистрального канала для обводнения северной части Прикаспийской низменности. Ведутся большие подготовительные работы...

С. Круглов"1132.

Сталин любил подобного рода донесения. Ответ лаконичен: "Регулярно докладывайте о ходе работ".

Бюрократия, пронизавшая все поры общества, проникла и в сферу творчества. Ведомство Берии - Круглова проводило даже творческие конкурсы. Но здесь все было по-другому. Бюрократическая заданность определяла конечные результаты. Но, впрочем, вначале нужно доложить "вождю".

"Товарищу Сталину

20 марта 1951 г.

Совет Министров обязал МВД провести закрытый конкурс на архитектурное решение (оформление) Волго-Донского водного пути. Привлечены были архитектурные мастерские: Полякова Л.М., Душкина А.Н., Фомина И.И., Приймак И.И. (Гидропроект МВД).

Наиболее удачным оказался проект т. Полякова Л.М. (архитектурная мастерская No 6), который взят за основу. Гидропроект МВД разработал с учетом замечаний жюри новый проект. Величайшая роль товарища Сталина будет отражена постановкой монументальной скульптуры на высоком берегу Волги у входа в Волго-Донской канал...

Прошу Вашего согласия.

Министр внутренних дел СССР С. Круглов

Главный архитектор Гидропроекта МВД Л. Поляков"1133.

Сталин скромно соглашается с очередным монументальным увековечением своей персоны, на которое прикажет выделить несколько десятков тонн цветного металла.

...Я вырос на юге Красноярского края, в Ирбейском районе, в селе Агул, куда была сослана мать после расстрела отца. Вдали величественные снега Саян, отроги хребтов, которые тянутся к Енисею, Кану, Агулу. Везде поистине дремучая тайга. То был край кержаков, коренных сибиряков, пришедших из западных губерний России полтора-два века назад. В 1937-м или в 1938 году понаехало в наш глухой Агул военных! Затем потянулись колонны заключенных. Застонала тайга. Стали городить "зоны". За полгода выросли лагеря не только в Агуле, но и в других таежных поселках - Кессе, Пунчете, Нижне-Сахарном, Верхне-Сахарном, Соломатке... Колючая проволока, высоченные заборы, за которыми едва видны бараки, вышки для стрелков, овчарки. Скоро жители стали замечать: колонны изможденных людей идут и идут (от железной дороги более 100 километров), как будто лагеря резиновые... Потом поняли, в чем дело. За околицей поселков везде стали расти длиннющие рвы, куда ночами везли на дрогах или санях покрытые брезентом трупы. Многие умирали от лагерных тягот. Расстреливали в тайге. Живший тогда в Агуле Борис Францевич Крещук, у которого расстреляли отца-кузнеца и старшего брата, рассказывал: ходил он с соседскими мальчишками "шишковать" (за кедровыми орехами), как вдруг ребята услышали неподалеку треск выстрелов, "ровно холст большой рвали...". Мы туда. Видим из-за кустов, как несколько стрелков сваливают в яму убитых зэков, человек двадцать... Мы бегом оттуда... До сих пор помню, как один руками за пожухлую траву цеплялся, не убит, видно, был...

Мать была директором семилетней школы. Как я уже рассказывал,

к ней с разрешения начальства ходили два заключенных, они приводили в порядок библиотеку; подклеивали обложки, что-то переплетали. Мы сами жили очень трудно, особенно после того, как забрали и расстреляли отца, а нас сослали сюда. Поскольку мы жили в Приморском крае, ссылать дальше на восток было некуда (разве что в Японию?), привезли на запад, в этот Агул. Учителей не было, и матери, окончившей университет после революции, разрешили учительствовать. Так вот, с одним заключенным (фамилию его не помню, мне было десять лет) мать иногда подолгу разговаривала, когда никого поблизости не было. Только много позже я осознал значение виденного. Этот зэк вытащил из-за пазухи тюремной фуфайки тряпицу. Быстро развязал ее и показал матери. Был я неподалеку, в низкой длинной комнате, где располагалась библиотека; из любопытства поднялся на цыпочки и из-за спины матери заглянул в руку зэка. Он держал небольшую фотографию на плотном картоне, какие делали раньше, с вензелем и иностранными словами внизу. Несчастный негромко говорил матери:

– Были мы тогда в эмиграции. В Швейцарии. Вот сидит Ленин, рядом я с женой, а это два немецких коммуниста.

Невольно я с недоверием взглянул на грязного, худого мужчину с большими, полными тоски глазами: этот человек лично знал Ленина?! Он что-то еще объяснял матери, бережно заворачивая в тряпицу фотографию. Еще раза два его, расконвоированного, отпускали в школу. Затем сгинул. То ли умер (слаб был очень), то ли, как тех, в лесу...

Эти детские впечатления остались навсегда. Когда я читаю строки Шекспира из его "Сонетов", мне кажется, что это о судьбе моей семьи. Но нет, не только. Это о судьбе очень, очень многих людей, которые испытали преступное беззаконие Сталина:

Когда на суд безмолвных, тайных дум

Я вызываю голоса былого,

Утраты все приходят мне на ум,

И старой болью я болею снова.

....................................

Веду я счет потерянному мной

И ужасаюсь вновь потере каждой,

И вновь плачу я дорогой ценой

За то, что я платил уже однажды!

Мать умерла еще довольно молодой вскоре после войны; нам, сестре, брату и мне, многого рассказать не успела. Похоронили мы ее на деревенском кладбище недалеко от места, где закапывали заключенных. Уже тогда могилы-рвы ровняли с землей. Безымянные, глухие места, свидетели страшной трагедии народа. Но молчание этих могил для нас и поныне подобно крику... Выжили, думаю, там, где были эти лагеря, совсем немногие. В моей семье, кроме отца, не вернулись из лагерей два дяди, простые крестьяне, имевшие неосторожность иногда говорить вслух то, о чем многие тогда думали.

Возможно, кто-то, прочитав сейчас эти строки, злорадно скажет: "обиженный сынок", "из репрессированных", "откровенная месть". Нет, и еще раз нет. Я был молодым танкистом-лейтенантом, когда умер Сталин. Думал, упадет небо. Ведь когда забрали родных, не понимал ничего. Да и позже совсем не связывал эту трагедию с именем Сталина. Сказали: "Отец умер". Мать украдкой плакала. Но впервые я почувствовал, что "мечен", лишь в июле 1952 года. После выпускного праздничного обеда в столовой училища новоиспеченные лейтенанты со скрипящими портупеями, золотом погон собирали свои бесхитростные фибровые чемоданчики, чтобы навсегда разлететься по частям, куда мы были назначены. Перед расставанием с друзьями ко мне подошел один товарищ из моего взвода и, отведя в сторону, сказал:

– Поклянись, что никогда этого никому не скажешь!

– Конечно, - удивленно и непонимающе глядел я в лицо однокашнику.

– Я три года "пас" тебя и регулярно докладывал, что ты говоришь, ну, в общем, подглядывал за тобой... Прости, отказаться не мог.

– Что же ты говорил?
– все еще не придя в себя, уставился я на товарища.

– Раз ты кончил училище, да еще с отличием, значит, ничего плохого... Ну всего тебе... Не поминай лихом. Знай, могут ведь и еще...
– заглянул в глаза собеседник.