Сталинские соколы. Возмездие с небес
Шрифт:
У нас пропало два экипажа, мы долго ожидали в надежде, что Хейнкели вернуться. По последней информации сделали вывод, что товарищи сбиты и сели на захваченной территории, значит, плен, если не помогут словаки. Нет, летать днем на Хе-111 – это самоубийство.
Ночью летали в тыл русских. Ночь выдалась прекрасной, на высоте шести километров встретили рассвет. Встающая заря в неподвижном зелено-голубом воздухе кажется таинством. Обожаю встречать в небе зарождающийся день, первые лучи света, внезапно вспыхнувшие из-за горизонта, кажутся иррациональной мистикой. Если бы я не разбил Хейнкель при посадке, вылет можно было бы считать
Отсутствие у противника большого количества передовых аэродромов позволило нашим немногочисленным истребителям переломить ситуацию в свою пользу. Мы пользуемся этим и почти каждую ночь совершаем вылеты.
Взлетаем обычно часа в четыре утра, еще в темноте, чтобы с наступлением светового дня быть над целями, бомбим с одного захода и разворачиваемся домой, идя на большой высоте, стараясь обходить зоны действия вражеских истребителей.
Сегодня мое сердце сжалось. нас отправили бомбить аэродром Реппен, где у самой линии противостояния базируются истребители русских. От цели до нашего дома оставалось несколько десятков километров. Неужели сюда пришли русские? Я очень волнуюсь за вас, не получая писем целую неделю.
Ухудшение погоды, делающее невозможным ночные вылеты, заставило нас подняться в воздух в 9 часов утра. Однако дымка спрятала нас от вражеских истребителей, позволив нанести удар по железной дороге.
От вас все нет писем, мысль о том, что между нами находится враг, сводит с ума.
Днем в районе трех часов бомбили автодороги возле Дюрнкрута. Спасает большая высота и хорошо знакомый район. На шести тысячах метров чувствуешь себя богом, только бессильным богом, который не может развернуть самолет к дому.
Я очень волнуюсь за вас, не получая вестей.
У нас без изменений, если не считать, что кольцо сжимается все плотнее. Утренняя дымка позволила нам вылететь на атаку колонн противника, замеченных возле Лойдестали.
Я все еще надеюсь, что вы живы и здоровы и с вами все в порядке, поэтому продолжаю писать, а отсутствие ваших ответов связываю с тем, что между Прагой и предместьями Лейпцига господствуют оккупанты. Вот и сегодняшней ясной ночью мы бомбили русский передовой аэродром в районе Бервальде. Он находится менее чем в ста километрах от места, где находитесь вы.
На аэродроме собрано много машин, их стягивают с фронтовых аэродромов.
Сегодня ночью бомбили мосты, неудачно. Штаб потерял четыре самолета с экипажами, нам удалось проскочить мимо истребителей и скрыться в темноте.
Получил запоздалое повышение, с учетом моего опыта, теперь наш борт исполняет роль ведущего, а я – функции командира звена.
Сегодня вел звено на железную дорогу, в тыл русских, в надежде обнаружить и атаковать их поезда, перевозящие танки или артиллерию. Шли днем, в условиях отличной видимости на высоте четырех километров. Если бы нас обнаружили «иваны», домой не возвратился бы ни один Хейнкель. Нам повезло, не обнаружив поездов, наш экипаж смог вернуть все звено целым и невредимым.
Пока есть топливо и летная погода, мы летаем днем, хвала остаткам истребителей, они справляются в качестве
Силятся зловещие слухи, что скоро падет Берлин. Больше всего гнетет отрезанность от почты. Даже изобилие пищи в виде становящихся деликатесами колбас и окороков не лезет в глотку. Ощущение нереальности происходящего усиливает цветение природы. В садах вокруг Праги цветут груши и вишни – это кажется нереальным, ведь кругом царят хаос и смерть, состояние неопределенности и неуверенности в ближайшем собственном будущем вгоняет людей в ступор, а природа продолжает жить!
По слухам русские начали штурм Берлина. У нас с рассвета и до полудня стояла дымка при видимости менее пятьсот метров. Ближе ко второй половине дня стало ясно, и в 12.45 я поднял звено для удара по железной дороге. Раз могу написать вам письмо, значит все прошло гладко.
Ночью и по утрам над аэродромом стоит густая дымка с видимостью менее полутора километров. Вылеты возможны только днем. Сегодня в час дня вылетели прикрывать наши войска от идущих в наступление русских танков. Знание района и постоянное маневрирование по курсу и высоте позволяет нам избегать встреч с истребителями противника.
В три часа ночи, используя ясную погоду, атаковали аэродром противника. Вернулись без потерь. Днем нас собрал Ганс Хейзе, он сообщил, что решением руководства 4-го воздушного флота штаб 30-й бомбардировочной эскадры на базе которого действовали наши Хейнкели, расформирован. Голосом, лишенным отчаяния, но полным ледяного спокойствия, командир поблагодарил весь личный состав за службу. Он разрешил покинуть часть всем желающим, особенно из рядового состава, остальным предложил сформировать пехотный батальон для обороны аэродрома. Почти все решили остаться.
Удивительное дело, но я, прослужив большую часть войны в прославленной эскадре торпедоносцев, всего несколько раз участвовал в атаках на корабли, да и то с бомбовой загрузкой, а не торпедами. А теперь мне предстоит стать пехотным ополченцем.
Я проверил остаток топлива. Его вполне хватит долететь до Лейпцига, по слухам, наш город вот-вот возьмут американцы, надеюсь на скорую встречу с вами, моя любимая семья!
Судьба автора неизвестна.
Упомянутый в дневнике Вернер Клюмпер 1911 года рождения был командиром 26-й эскадры и считается одним из самых результативных пилотов торпедоносцев, после войны служил в морской авиации ФРГ также в качестве командира эскадры.
Удет, Мельдерс и Зеленое Сердце
Никогда еще, от даты своего основания в 962 году, когда Оттон I был коронован в Риме как император, Германия не была так сильна, никогда! Правда, меня всегда несколько смущало, что Германию основали восточные франки, можно сказать – будущие французы, а ведь фюрер назвал французов вырождающейся деградирующей нацией. Сражались они храбро, по крайней мере, французские летчики. А проиграли войну в воздухе по причине неудобного территориального деления сил своей обороны, из-за которого Люфтваффе всегда имело численное превосходство на нужном участке, а в конечном итоге – из-за нерешительности своего руководства, подарившего Париж, как трофей суровым правнукам готов.