Сталинские соколы. Возмездие с небес
Шрифт:
Чем ближе я приближался к бомбардировщику, тем резче я испытывал ощущение «не уютности» и это – мягко говоря, словно меня посадили на горячую печку задом. Мне казалось, что весь мой самолет, да какой там самолет, все небо вокруг, как на картинках из библии, что я видел в детстве, наполнилось ликом, только не божьим, а моим собственным, и что весь экипаж советского бомбардировщика, собравшись в хвосте своего самолета, презрительно с ненавистью показывает на меня пальцами – вот он подлец, предатель, словно эти слова были написаны на моем самолете. Черт, ведь я иду на «своих»!
Очередь, пущенная в мою сторону, подействовала отрезвляюще.
«Стоп! – взял я себя в руки, – на моем Харрикейне финский окрас, и не то, что личность установить,
Сверившись с картой и направлением полета, я определил, что мы находимся в районе городка Хейнкола, и летим в сторону более крупного Лахти приблизительно в тридцати километрах от нашего аэродрома.
Бомбардировщиков было много, более десятка, и я уже пожалел, что не сообщил координаты противника, но мои запоздавшие раскаяния оказались напрасными, остальные пилоты также заметили неприятеля, и драка началась!
Не обращая внимания на неумелый огонь стрелков, я вышел на дистанцию в четыреста метров и открыл огонь по левому двигателю, было видно, как от самолета отскакивают элементы обшивки. Когда расстояние уменьшилось почти вдвое, двигатель задымил, и легко дав правую педаль, я перенес огонь на другой двигатель. Не желая подвергаться чрезмерному риску, на дистанции менее чем в двести метров я отвалил в сторону, продолжая удерживать выбранную жертву в поле зрения. Теперь я мог осмотреться, с права и слева финны атаковали другие бомбардировщики. Довернувшись на «раненую» машину, я возобновил атаку, почти непрерывно строча из «Браунингов». Бомбардировщик, лениво клюнув носом, пошел вниз, оставляя легкий шлейф серого дыма. Несомненно, он был сбит, и это была моя первая победа.
Как минимум три советских машины были сбиты, остальные повернули в сторону границы, мы продолжили преследование, повторяя атаки. Я перегрел пулеметы или израсходовал весь боезапас, но «Браунинги» перестали реагировать на перезарядку и гашетку. Не желая покидать отряд, я продолжил полет вместе с остальными истребителями, мне даже удалось вплотную подлететь к советской машине, разглядев лица экипажа, я не собирался брать их на таран, и надеюсь, что летчики мне были благодарны за это. В один момент бомбардировщик захотел протаранить меня, тогда я бросил бесполезное лихачество и занялся восстановлением ориентировки.
Обнаружив летное поле, которое я принял за аэродром Лаппеенрантая, я снизился и был крайне удивлен, когда по мне открыли огонь с земли. Финны не могли перепутать самолеты, здесь что-то не так. Набрав высоту, и увидев воду залива, я понял, что нахожусь южнее, и уже пересек границу. Если бы на перехват поднялся советский истребитель, я, лишенный огня пулеметов, стал бы легкой добычей, но страха не было, не было пока и угрызений совести, наоборот, я чувствовал возбуждение, как при удачной охоте или неком успешном поступке. Увидав одинокий Брюстер, я пристроился, и мы взяли курс на свой аэродром.
К этому времени многие летчики уже сели. Атака была успешно отбита, и мы подсчитывали результаты, как минимум три бомбардировщика были сбиты истребителями первого отряда, кроме меня отличился лейтенант Сарванто. У пилотов, вылетевших на Харрикейнах, не все прошло гладко. двое летчиков были сбиты, еще один, получив пулевое ранение в руку, сел на вынужденную. Брюстеры вернулись без потерь, заявив о множестве сбитых СБ. Судя по всему «американец» показал себя лучшим бойцом чем «англичанин». Меня поздравляли с победой в числе других отличившихся. Возможно, до первого реального боя командиры испытывали к моей персоне некое недоверие, теперь развеявшееся полностью, как туман над озером в солнечную погоду. Пулеметы Харрикейна работали, но несколько пуль попали в двигатель, и его пришлось снять для осмотра и ремонта.
День не обошелся одним вылетом. Приблизительно в четыре часа после полудня нас опять подняли по тревоге
Мои успехи были ошеломляющими, еще бы, я лично сбил два самолета – больше остальных членов отряда, ведь и Кархунен, и Пюетсия сбили только по одному. Обоих советских летчиков я сбил атаками с задней полусферы, используя маневренные и скоростные качества своего самолета и усвоенную теорию Магнуссона.
Командир был так удивлен моими достижениями, что собрался представить меня к награде, еще бы, за первые сутки боевых действий я стал асом, сбив один бомбардировщик и два истребителя. Возможно, мне хорошо помогало знание тактики советских летчиков и ТТД их машин, а также короткая, но интенсивная подготовка, полученная у финнов.
На следующий день нас отвезли на место падения одного из сбитых вчера самолетов, и я смог лично убедится в плодотворности своих «скорбных» усилий. Рядом с покореженным самолетом лежало еще не убранное тело советского летчика. Он казался неповрежденным, но на самом деле это уже был не «целый» человек, а безжизненный мешок переломанных костей. Здесь, впервые я почувствовал угрызения совести за содеянное. Я понял, что убиваю, убиваю людей, лично мне не сделавших ничего плохого. И все разговоры о войне, о коллективной безответственности, о том, что она все спишет – это всего лишь разговоры, попытка переложить личную ответственность на непреодолимые обстоятельства. Нет, у каждой выпущенной пули или снаряда, лишивших кого-то жизни, есть свой автор с именем и фамилией. И только он, а не безликие обстоятельства, виновен в содеянном! Вечером я напился до чертиков, благо был официальный повод – воздушные победы, и несколько дней потом выходил из тяжелого похмелья. Англичане поставляли финнам отличный виски, тот алкоголь, что мог я себе позволить до этого момента, казался смрадной отравой, кроме настоящего коньяка и водки, которые пробовал еще до первой финской войны.
Через пару дней Магнуссон зачитал нам обращение Маннергейма о начале «Континентальной» войны с Россией, стало понятно, что продолжительная война, которой я так хотел избежать, настигла меня и здесь.
День 30-го июня, когда я окончательно вышел из запоя, принес мне еще одну победу в начавшейся «Континентальной» войне. В 11.30 в составе шести В-239 отряда лейтенанта Кархунена мы поднялись на прикрытие обширного района между нашим аэродромом, аэродромом Утти и Финским заливом. Над Куусанкоски мы обнаружили группу советских самолетов И-153 и И-16 идущих на высоте три тысячи метров, то есть на пятьсот метров выше нас. У нас получилось набрать еще высоты и начать преследование. Мне удалось зайти в хвост и сбить продолжительной очередью с дистанции менее четырехсот метров один И-16. Разгром противника был очевиден, в результате короткого боя нашим Брюстерам удалось сбить до восьми самолетов, еще один упал от зенитного огня, и только один В-239, получив пулю в двигатель, был вынужден сесть на аэродром Утти.