Сталинские войны: от мировой войны до холодной, 1939–1953
Шрифт:
«Я надеюсь, что германо-советский мирный (неагрессивный) договор обозначит поворот к лучшему в политических отношениях между нашими странами. Народы наших стран нуждаются в мирных отношениях друг с другом. Согласие гарманского правительства заключить «неагрессивный» пакт обеспечит фундамент для устранения политической напряжённости и для обеспечения мира, и сотрудничества между нашими странами».
Сталин лично принял Риббентропа в Кремле и продемонстрировал всю проницательность, шарм, и интеллект, которыми он был знаменит в дипломатических кругах. На предложение Риббентропа выступить посредником в советско-японских отношениях, Сталин ответил, что не боится японцев, и что они смогут получить войну, если захотят, однако мир намного лучше. Он расспросил Риббентропа насчёт мнения Муссолини о германо-советском пакте и захотел
Но в чём Сталин согласился с Риббентропом, и что было в природе нового советско-германского сотрудничества? Официальный текст договора был аналогичен многим другим подобным договорам, заключённым в 20-х и 30-х годах, но отличался от известных соглашений отсутствием упоминания об осудении возможной агрессии Германии, или СССР против третьих стран. Это исключение убедительно показывает, что пакт стал основным обеспечением советского нейтралитета в ходе надвигавшейся германо-польской войны. Сталин принял предложения Гитлера о дружбе и ненападении, и, что более важно, о добавлении к пакту секретного протокола.
Первый пункт этого секретного протокола гласит, что балтийские страны, Финляндия, Латвия и Эстония входят в советскую сферу влияния. Второй пункт делит Польшу на советскую и германскую зоны влияния по линии рек Нарев, Висла и Сан, и заявляет, что «желательно сохранить независимость польского государства», и статут его будет определён в ходе дальнейшего политического развития. Третий и последний пункт этого короткого протокола привлекал внимание к советским интересам в Бессарабии, части румынской территории, которую Москва желала вернуть, как принадлежавшую России до 1918 года, в то время, как германская сторона отказалась от любой заинтересованности в этом обсуждении.
В отношении балтийских государств Германия уступала то, что требовали Советы от Британии и Франции в ходе переговоров по тройственному альянсу – «развязывание рук» по отношению к балтийскому региону, закрепление стратегических позиций в обеспечении безопасности Ленинграда. В контексте переговоров по тройственному альянсу термин «развязывание рук» означало право Москвы на проведение превентивных акций для предотвращения нацистской подрывной деятельности в балтийских странах и гибкого противодействия немецкому вторжению в балтийские государства, невзирая на желания прибалтов. Но не ясно, из каких предпосылок Сталин избирал способы маневрирования в балтийской сфере влияния, приобретённой с помощью Германии. Оккупировал бы он балтийские государства, или поискал других способов защиты советских интересов в этом районе? Подобная неуверенность сталинской политики существовала и в отношении Польши. Немцы согласились остановиться вне советской сферы влияния, расположенной на востоке страны, но что означало это обещание практически? Ответ на этот вопрос зависит от великого неизвестного: хода немецко-польской войны и ответа Британии, и Франции на атаку Гитлером Польши. В августе 1939 года небыло очевидно, что Польша так легко уступит агрессии Германии. Британия и Франция обещали помочь Польше, но новый «Мюнхен» – умиротворение, передающее Польшу Гитлеру, был вне всяких правил, по крайней мере для Сталина. Что тогда будет в советской сфере влияния в восточной Польше? До тех пор, пока ситуация не прояснится, Сталин решил поступать осторожно, придерживаться нейтралитета в ходе развития международного кризиса вокруг Польши и воздерживаться от активного преследования советских интересов в отношении Польши и балтийских стран, пока открыты двери для восстановления переговоров с Британией и Францией.
Сталинская уклончивая позиция была отчётливо выражена его комиссаром по иностранным делам Молотовым, который в речи на Верховном Совете 31 августа 1939 года объявил о формальной ратификации германо-советского пакта. В молотовской речи был заявлен нейтралитет Советского Союза в европейской политике. СССР не будет участвовать в альянсе против Гитлера.
«Политика невмешательства означает попустительство агрессору, открывание дороги к войне… Политика невмешательства показывает желание не мешать агрессору в его злодейской работе: не мешать Японии… впутываться в войну с Китаем, или, лучше того, с Советским Союзом; не мешать Германии… впутываться в войну с Советским Союзом; поощрять их в этом, позволить им ослаблять и истощать друг друга; а затем, когда они ослабнут достаточно, появиться на сцене со свежими силами, появиться «в интересах мира» и продиктовать условия, ослабляющие воюющие стороны».
Брал ли Сталин пример с западных соглашателей, когда он заключал нацистско-советский пакт? Был ли Сталин приверженцем идеи «революционной войны» – идеи, провоцировавшей новую мировую войну, которая низвергнет всё, что поглотила Европа в конце первой мировой войны? Многие антикоммунистические комментаторы думают, что этот взгляд на сталинские цели является эхом тех исторических поисков, которые устанавливают, что главная причина второй мировой войны не гитлеровский замысел, а сталинский. Один из ключевых текстов, приводимых в этих «трудах» – речь Сталина, произнесённая на Политбюро 19 августа 1939 года, в которой он обрисовал перспективу советизации Европы в результате войны, которую он намеревался спровоцировать и затем продлить подписанием советско-немецкого пакта. Проблема заключается в том, что эта «речь» – подделка. Не только не существовало подобной речи, но сомнительно, что политбюро заседало в этот день (оно редко собиралось после 1930 года). Этой, как показал русский историк Сергей Случ, «речи Сталина – не было никогда».
Сталинский «так называемый спич» был опубликован впервые в конце ноября 1939 года во французской прессе. Эта публикация – обычная грязная пропаганда, предназначенная для дискредитации Сталина, и попытка посеять раздоры в советско-германских отношениях. Содержание текста показывает, что это очевидная фальшивка. Например, было написано, что Сталин якобы сказал о том, что уже 19 августа имел договор с Гитлером, дающий ему советскую сферу влияния в Румынии, Болгарии и Венгрии. Это не восприняли серьёзно нигде, так как Сталин издал официальное опровержение опубликованной «речи», квалифицировав её, как ложь.
Задолго до замышлявшейся (Гитлером) войны в 1939 году, Сталин опасался, что он и его режим будут принесены в жертву победителю военного конфликта. Окончательно он пошёл на рискованный пакт с Гитлером, так как не имел гарантий мира и безопасности, но он получил лучший шанс вывести Советский Союз из надвигавшейся войны. Без сомнения, Сталин ожидал, что если Британия и Франция объявят войну Германии, это будет длительный конфликт, война на истощение – для чего необходимо выиграть время и укреплять оборону. Но он был очень осторожен в игре, помня первую мировую войну.
Раздел Польши.
Со Сталинской точки зрения наиболее важным вопросом после подписания нацистско-советского пакта был вопрос: что делать с Польшей? На этот вопрос был получен ответ ввиде ошеломляющего успеха германского молниеносного вторжения в Польшу. 3 сентября Риббентроп сообщил Советам, что польская армия будет разбита за несколько недель и убеждал их послать свои силы в российскую сферу влияния в восточной Польше. В этот день, однако, Британия и Франция объявили войну Германии. 5 сентября Молотов ответил на просьбу Риббентропа, соглашаясь, что советские действия необходимы, но говоря, что преждевременная интервенция «может повредить и повысить единство среди наших противников». До 9 сентября Молотов не информировал немцев, что советские силы будут введены в Польшу через несколько дней.