Стальная метель
Шрифт:
Мало-помалу он стал чувствовать свои ноги и что-то понимать из происходящего, и когда перс сказал: «Пошевели пальцами», — он понял его и постарался пошевелить; это получилось не сразу, он как будто вошёл в свои ноги в темноте и на ощупь и какое-то время пытался найти, на что там надо надавить и что потянуть. В конце концов получилось, перс улыбнулся — рот был совсем беззубый, торчал один клык, — и продолжил колдовать над его ногами, поднимая их и перекладывая. Потом стало очень больно, Ний потянул ртом воздух и выгнулся, а может, ему показалось, что выгнулся, но раздался громкий
— Прекрасно, — сказал перс, — просто прекрасно!
Он обошёл доску, на которой лежал Ний, с другой стороны, и стал колдовать над другой ногой. В глазах Ния всё поплыло, и он на какое-то время пропал. Вернулся, когда перс стоял уже за его головой и твёрдыми пальцами прощупывал шею.
— Необычайно прочного изготовления юноша! — произнёс он. — Просто необычайно! Никогда бы не поверил, если бы не видел своими глазами и не вкладывал персты в раны! Сколько, ты говоришь, Аюби, он пролежал на морозе?
— Ночь точно пролежал, почтенный Нарбек. А может быть, и больше. Разбойников этих видели, когда они гнали его коней, ранним вечером. А поехали проверить мы уже под утро…
— И он не отморозил ни одного пальца! Я слышал про индийских колдунов и горцев с Подножия Митры [14] , которые спят голыми в снегу и протапливают теплом тел глубокие ямы, но здесь!.. Откуда ты, юноша?
Ний попытался ответить, но шершавый язык не позволял выбраться из горла ни одному слову.
14
Памир
— Хорошо, позже. Сейчас закрой глаза…
Ний закрыл. Что-то защелкало под пальцами лекаря, словно разгрызаемые лесные орехи, в голову хлынуло горячее и закружилось водоворотом.
На этот раз он пришёл в себя совсем по-другому. Просто проснулся после долгого сна, отдохнувший и немного разомлевший. Рук и ноги побаливали, ныли все суставы, гудела спина — но он их чувствовал, мог пошевелиться, сдвинуться, повернуться… что и сделал — осторожно, покряхтывая от натуги, готовый в любой момент замереть, если вдруг станет очень больно. Но больно не было, он лёг на бок, согнув колени и ощутив их деревянную твёрдость. Руку он подсунул под щёку и понял, что его недавно побрили. Он дотянулся до темени — там тоже было голо и гладко. Под пальцами обнаружился грубый рубец, и едва Ний дотронулся до него, рубец зачесался совершенно невыносимо.
Потом он догадался открыть глаза.
Было почти темно, лишь в жаровне посреди шатра тлели угольки. Дырочки-отдушины, сквозь которые проходил розовый свет, складывались в рисунок летящей жар-птицы.
Слышно было сонное дыхание нескольких людей.
Потом к нему подошёл кто-то со спины, тронул рукой.
— Очнулся?
Ний повернул голову. Света углей едва хватило на то, чтобы очертить контуры лица. Это был скиф, помощник лекаря.
Ний кивнул. Прошептал:
— Воды…
— Теперь можно, — сказал скиф.
Он принёс ему деревянную плошку с каким-то душистым питьём — кажется, это был капустный рассол. Поддержал голову, пока Ний пил.
— Спасибо, — сказал Ний. — Можно ещё?
— Сразу много нельзя, — сказал скиф. — Умрёшь, будет жалко. Столько труда в тебя люди вложили. Захочешь по нужде — зови меня. Хотя, наверное, ещё долго не захочешь.
— Сколько я здесь? — спросил Ний.
— Четыре дня. Куда-то торопишься?
— Да. Невеста ждёт.
— Придётся ей подождать ещё.
— Понятно.
— Сам откуда?
— Родом?
— И родом тоже.
— Родом из Железных Ворот, а живу в Аркаиме. Купец. Зовут Нием.
— Понятно. Повезло тебе, что ты здесь оказался.
— Плохо в Аркаиме? Вести доходили, что там чёрный мор.
— Он самый. Живых не осталось во всей округе. Никогда такого не бывало, чтоб все вымерли. А тут случилось.
Голос у скифа был странный. Он говорил так, будто читал вслух письмо, с трудом разбирая почерк.
— Понятно… — выговорил Ний и замолчал. Потом спросил: — А что здесь за побоище было? Вблизи дороги?
— Никто не знает, — сказал скиф. — Сначала на базарах начали говорить, что идёт армия то ли из Шемахи, то ли из Алпана. Долго говорили. Армии так и не появилось, так — конные разъезды. Похоже, действительно шемаханцы. Впрочем, кто их разберёт. Потом подошла армия царя, встала лагерем. Тоже разъезды кругом разослала, в основном к переправе. На переправе, наверное, бить неприятеля собрались. Народ к ним припасы возил, платили хорошо. А ночью… сколько уже?.. дней десять или двенадцать назад — вдруг шум, огонь… Наутро поехали туда — а там все мёртвые лежат. Даже раненых нет. Те конники, что переправу караулили, целые остались, они назад отправились — весть нести. Шемаханские конники по округе прошлись, кого порезали, кого в плен взяли. Впрочем, немногих. Но вот уже дней пять их тоже не видно и не слышно. А кто армию вырезал, откуда пришёл, куда ушёл — совершенно непонятно. Кто потом на поле был, говорят — стрелами всё засыпано, от стрел все побитые и редко кто от копья. И коней много уцелело, коней сотнями уводили… Колдовство какое-то, не иначе.
К концу этой длинной речи у скифа начал заплетаться язык. Он достал откуда-то снизу медный кувшин с длинным носиком, высоко поднял его и наклонил. Струйка вина полилась ему прямо в раскрытый рот. Видно было, как ходит морщинистый кадык.
— Налить? — спросил он, опуская кувшин. — Фируз сказал, что пару глотков можно.
— Налей, — согласился Ний.
Скиф налил полчаши, помог Нию выпить. Вкуса Ний не почувствовал, только крепость. Вино сразу полыхнуло огнём в желудке, потом стремительно разбежалось по жилам.
— Хорошо… — сказал он, закрывая глаза.
— Тогда спи пока. Завтра уже, наверное, сможешь встать…
Ния не пришлось уговаривать.
Он и правда встал на следующий день и даже сделал несколько шагов — с посторонней помощью, конечно, ноги пока ещё плохо слушались, да и просто больно было наступать, сразу отдавалось в коленях. Лекарь Фируз сказал, что, когда его волокли по снегу, то коленные чашечки сдвинулись, и теперь надо ждать, когда они снова привыкнут жить на своих местах.