Стальные короли
Шрифт:
Закончив работу, Каирн вывел кабо на берег. Держась рукой за седло, он позволил животному вытащить его вверх, на край дамбы и с ее гребня осмотрел окрестности. Он находился на плоском займище, густо поросшем лесом. Параллельно дамбе шла узкая, покрытая грязью дорога. Стиснув зубы, понимая, что дальше тянуть невозможно, Каирн взобрался на кабо.
Перекинуть раненую ногу через седло оказалось самым мучительным за всю его юную жизнь, он побледнел и взмок, несмотря на озноб. Пять долгих минут Каирн сидел неподвижно, приходя в себя. Никогда еще он не чувствовал себя так плохо. Прежде, чем направить кабо вниз по другую сторону дамбы, он привязал поводья к запястью. Он знал, что может упасть, и не хотел, чтобы кабо ушел куда-нибудь, если это случится.
Каирн съехал на дорогу и направился на юг, думая о том, что жизнь воина сложнее, чем прогулки при полном параде. Действительность могла оказаться такой же печальной, как жизнь самого убогого крестьянина. К его страданиям добавлялось полное одиночество. Чтобы отвлечься, он начал думать о других сторонах жизни воина. Сколько человек он положил во время битвы у плота и на самом плоту? Ему казалось, что шесть или семь, но битва была такой лихорадочной, что он ни в чем не был уверен.
Ему было интересно, можно ли этим хвастаться, когда он вернется домой. Шесть человек — приличный счет, но это низшие люди, обычные разбойники. Не то, что биться с благородными воинами. С другой стороны, он был очень сильно ранен, возможно, со смертельным исходом, и стыдно признаваться, что ранен низшими. Придется подчеркнуть, что нападавших было очень много, решил он.
Где-то, он не заметил, когда именно, дорога сменила направление и теперь вела в лес. Это было унылое место, наполненное жужжанием и щелканьем насекомых. Пушистые существа сновали по деревьям и выпрыгивали из-под копыт кабо. Он увидел нечто, похожее на древесных людей, но ростом с человека и с длинным хоботом. Оно так быстро проскользнуло в кусты, что Каирн подумал — это могло оказаться плодом его воспаленного сознания.
Он знал, что ему необходимо найти поселение, где можно отдохнуть и подлечить раны. Он боялся за свою ногу. Гангреной еще не пахло, но она неминуема без лечения. Но пока ничего нельзя было сделать, только ехать верхом — и он ехал верхом.
Мир вокруг появлялся и исчезал, как во сне. Вот он едет как сквозь туннель, деревья над головой переплетаются ветвями, образуя крышу, не пропускающую свет, и он прокладывает свой путь по усыпанной листвой дорожке, где тускло мерцают мелькающие насекомые. В следующий момент он едет открытым лугом, где щиплют траву большие звери, и не представляет, когда одно место сменилось другим.
Он проехал через грандиозные развалины. Выкрошенные остатки больших стен и колонн лежали, разбитые и заросшие лианами и кустами. Одна башня достигала высоты в три этажа. С разрушенных стен смотрели вниз нахмуренные лица. Ему было интересно, что за люди возвели эти сооружения, а потом исчезли. Позже он спрашивал себя, а видел ли он на самом деле эти руины. Может, и они мерещились ему в бреду.
Солнце почти село, когда Каирн упал с седла. Ему казалось, что его сносит куда-то, и весь мир вращается вокруг. Потом он свалился на землю, боль пронзила его насквозь со страшной силой, и он вскрикнул.
Он утратил всю стойкость духа, подобающую воину, и уже не стыдился своего крика. Кажется, он больше ничего не мог сделать. Прошла вечность, боль слегка отступила и сконцентрировалась в ноге и в боку. Кабо с любопытством взглянул на него и начал жевать траву.
Каирн решил, что умирает, и это казалось не худшим выходом из положения, если означало конец страданий. Он подумал о кабо. Как тот будет обходиться, привязанный к трупу? Сможет ли разгрызть поводья? Он подтянул привязанное запястье и начал теребить петлю другой рукой. Обе руки онемели. Он пытался ослабить узел, пока хватало сил. Потом сдался и потерял сознание.
Каирн очнулся в тусклом свете и учуял запах дыма. Он лежал на тюфяке из грубой ткани, набитом чем-то благоухающим.
По оранжевому отблеску он понял, что рядом находится очаг, но боялся повернуть голову, чтобы боль не вернулась. Над головой виднелись балки, прокопченные, с неободранной корой. Птица с широкой головой сидела на одной из них и смотрела на него огромными глазами, посажеными с обеих сторон короткого кривого клюва.
Каирн попытался понять, в каком состоянии его раны. В бедре боль была сильной, пульсирующей. Бок болел меньше.
Теперь боль не была такой всеобъемлющей, как раньше, но стоило шевельнуться — и пытка возобновлялась; он не умирал от боли только потому, что лежал неподвижно. В комнате не ощущалось присутствия человека. Он снова уснул.
Его разбудили какие-то перемены. Открылась дверь, наполнив комнату светом. Свет поблек, и он услышал, как кто-то двигается рядом. Он слышал шорох, потом ощутил кожей прохладное дуновение воздуха. Кто-то откинул с него одеяло. Каирн открыл глаза.
— Там, откуда ты родом, живут крепкие люди, — сказала женщина. У нее было круглое лицо с небольшим подбородком и широко посаженные карие глаза. Черные волосы беспорядочно падали на плечи, челка свисала до бровей.
— Это правда, — сказал Каирн, пораженный слабостью собственного голоса.
— Любая из этих ран могла убить тебя. Хватило бы и потери крови. А уж заражения хватило бы с лихвой. И все-таки ты справился с потерей крови, а я своим врачеванием остановила заражение, хотя мне не раз казалось, что я тебя потеряла. Ты веришь в богов, незнакомец?
— У нас есть духи, — сказал Каирн. — Боги — это для чужестранцев.
— Я думаю, боги существуют, потому что один из них наверняка охраняет тебя. Помимо твоих ран и заражения, тебя прикончили бы голод и жара, упади ты со своего животного в любом другом месте. На расстоянии дня пути не живет больше никто.
— Кабо, — сказал Каирн. — Где он?
— Ты, верно, с равнин, — сказала она. — Сначала спросишь о животном, а уж потом о своем здоровье!
— Я или выживу, или умру, — сказал он. — Хоть так, хоть эдак, а пешком идти мне не хочется.
— Он в загоне снаружи, и у него вдоволь еды и питья. А вот ты в ужасном состоянии. Ты сильно бредил, не ел много дней, тебя рвало даже от воды. Если я тебя посажу, попробуешь попить?
Неожиданно он почувствовал страшную жажду.
— Пожалуйста.
Она подхватила его под плечи и усадила, подсунув под спину тяжелые подушки. Боль была терпимой, и он заметил, что, кроме двух гигантских повязок, на нем ничего больше нет.
— Боюсь, твою одежду придется выбросить. Она вся пропиталась кровью, и удивительно, что запах не привлек всех хищников и стервятников в окрестных лесах и холмах. В этих краях живут отвратительные летучие мыши, достаточно большие, чтобы расчленить тебя и растащить по кускам.
Она помогла ему поднести ковш к губам, и восхитительная прохлада воды оросила горло. Внутри все настолько пересохло, что он ощутил, как жидкость начинает впитываться в ткани, едва достигнув желудка.