Стамбульский реванш
Шрифт:
– Но ты же говорила, что начертила план тюрьмы и поняла, как располагаются коммуникации?
– Начертила. Я и говорю, налево. Согласно плану. Кажется…
– Твою же!..
Конечно, глупо было рассчитывать, что они легко выберутся на свободу. В конце концов, писательница и финансовый аналитик были явно не теми людьми, в активе которых значатся десятки успешно разработанных и осуществленных побегов. Но только теперь Виктория начинала понимать, насколько их план был зыбок. Весь строился на предположениях – допустим, коммуникации располагаются так, допустим, нам удастся пробраться по ним до дождевого стока, находящегося
Но отступать было некуда. Виктория повернула налево, тут же ударилась плечом о металлическое сочленение труб и глухо охнула. Рукав, кажется, промок. Понять бы еще от чего – от крови или сочащейся из труб затхлой жижи?
– Ты цела? – в спину ей спросила Ася.
– Пациент скорее жив, чем мертв, – буркнула Виктория.
И, не обращая внимания на боль в онемевшем плече, двинулась вперед.
Вдруг за спиной истошно заорала Ася.
– Что? – Виктория резко обернулась, силясь разглядеть хоть что-то в темноте, зашарила перед собой руками, пытаясь определить местоположение подруги.
– Там что-то… – слабым голосом пропищала Ася. – Что-то… вокруг моей ноги… обвилось.
– Змея? – холодея, спросила Виктория. – Водяная змея?
– Я не знаю… – жалобно отозвалась Ася.
– Твою же мать…
Виктория опустилась на корточки. Сердце, казалось, колотилось в горле. Если это и в самом деле змея… Если она сейчас неосторожно коснется ее и та укусит…
Она протянула руку вперед, трясущимися пальцами коснулась чего-то холодного, склизкого…
– Гадюка?.. – шепотом спросила Ася.
Виктория осторожно потянула с ее ноги длинное. И вдруг ощутила под пальцами круглый кусок пластика. Пуговицу!
– Ага, гадюка турецкая сортирная, – с облегчением выдохнула она. – Поздравляю, подруга, открыла новый вид. Войдешь в историю.
– Ффух, – повеселела Ася. – И что это было?
– Да тряпка какая-то. Не знаю, пояс, что ли, кто-то утопил. Ладно, поплыли дальше.
Вскоре короб, по которому они пробирались, стал как будто уже. Идти теперь приходилось пригнувшись, чтобы не удариться головой о потолок. Мелкой Асе, наверное, было проще. У Виктории же очень скоро мучительно заболела шея. А на очередном повороте стало ясно, что дальше можно пробираться только ползком.
– Что делать? – Виктория теперь даже обернуться не могла.
Собственно, особого смысла в этом все равно не было, так как разглядеть хотя бы очертания Аси в густой тьме было невозможно. Поначалу она надеялась, что со временем глаза привыкнут к темноте. Может, они и привыкли, только тьма от этого менее плотной не стала.
– А что нам остается? Хочешь повернуть назад? – спросила в ответ Ася.
– А что, если дальше проход еще сильнее сузится? Если мы застрянем тут и сдохнем, как крысы в ловушке?
– По крайней мере, это будет нетривиальная смерть. Спорим, тебе такое никогда не приходило в голову, когда ты задумывалась о том, каким будет твой смертный час?
Против воли, Виктория негромко рассмеялась. Кажется, притушить оптимизм Аси неспособно ничто.
Она села на пол, опершись спиной о стену, переводя дыхание перед тем, как попробовать двинуться дальше на четвереньках. Штаны промокли окончательно. Но это было ничего, даже лучше. Проще сейчас
– Как думаешь, нас уже ищут? – спросила Ася, пристраиваясь рядом.
Виктория по-прежнему не видела ее. Но теперь чувствовала теплое прикосновение плеча по- други.
– Может, и нет, – задумчиво отозвалась она.
– Нет? Но ведь вторая медсестра должна была заметить, что ее коллега куда-то испарилась.
– Слушай, подруга, ты у нас разбираешься в технических вопросах. А я, если в чем и понимаю, так это в человеческой природе, – наставительно произнесла Виктория. – Никому из этих грымз совершенно не улыбается, чтобы пропажа заключенных обнаружилась во время их дежурства. За такое в лучшем случае премии лишат и вовсе выпрут отсюда. А в худшем… Как бы еще не впаяли срок за пособничество. Или там, не знаю, преступную халатность.
– То есть, ты думаешь, она не станет поднимать шум? – с надеждой в голосе спросила Ася.
– Думаю, вполне вероятно, что она, даже что-то обнаружив, досидит тихонечко до конца смены и свалит. А то, что мы исчезли, выяснится уже только тогда, когда на пост заступит ее сменщица.
Виктория старалась говорить уверенно, хотя сама никакой уверенности не чувствовала. Это все тоже были лишь предположения. Допустим, медсестра испугается и не захочет подставляться. Допустим, за время ее смены никто не заглянет в палату. Допустим, отсутствия Виктории в корпусе не обнаружат до вечернего построения… Но лучше было верить в то, что все сложится именно так, чем представлять себе, что где-то над их головами уже обыскивают все закоулки тюрьмы и вот-вот доберутся до коммуникаций.
– Ладно, чего гадать, – бросила наконец Ася. – Пошли.
– Пошли – это громко сказано. Поползли! – возразила Виктория и, опустившись на четвереньки, медленно двинулась в темный узкий проем.
Она потеряла счет времени. Порой начинало казаться, что она ползет здесь, в бесконечной зловонной черноте, уже несколько суток. Что никакой прежней жизни – в которой она была переводчицей, писательницей, лихой русской, любящей путешествия и приключения, страстной натурой, на пороге тридцати шести лет влюбившейся, как школьница, не слишком счастливой в браке женой – и не было никогда. Что вся жизнь просто привиделась ей в этом вонючем ужасе, в монотонном движении в никуда. Среди снующих вокруг крыс и прочей дряни.
А может, она умерла? Может, их с Асей просто застрелили при попытке побега? И они попали прямиком в ад, сами не заметив этого? В самом деле, могло ли что-то в этой вселенной быть страшнее, чем это барахтанье в нечистотах?
С Асей они давно уже не разговаривали. Не осталось ни сил, ни желания издавать хоть какие- то звуки, кроме тяжелого дыхания. Виктории иногда начинало казаться, что она давно уже отстала от нее, растворилась в окутывающей их тьме. И лишь по прерывистому вздоху удавалось понять, что подруга здесь, движется вслед за ней, отчаянно стараясь не потерять надежды.