Стану ему женой. Ребенок от монстра
Шрифт:
— Скажу, — пробормотал Андрей, когда Шелехов схватил его за грудки.
Поерзал, пошевелил скованными запястьями — инстинктивно хотелось закрыться. Расскажет — тут же пуля в голову. Без вариантов. Он Сергея отлично знает. Так что даже байку про бриллианты не выдумать.
— Отдам камни, много… Грабанул Власова, когда завалил его, — Шелехов внимательно слушал, пока Андрей придумывал на ходу. — Все отдам. В тайнике… Я покажу… Мне нужны гарантии…
Говорить было больно и трудно, горло будто все еще в удавке.
Главное заболтать.
Он даже был рад, что еле разговаривает — можно время тянуть.
— Украшения… Камни… Деньги с дома… — после каждого слова Андрей брал мучительную паузу, чтобы успеть все обдумать.
— Адрес.
Назвал один из своих старых адресов. Шелехов швырнул его обратно в снег — на спину.
Вот, сейчас.
Андрей ударил его ниже колена, чтобы выбить сустав, а когда Шелехов повалился, захватил ногами и двинул пяткой в нижнюю челюсть, собрав силы для одного, но сокрушительного удара.
С первого раза не получилось.
Добил вторым.
Шелехов даже вякнуть не успел. Обмяк, голова запрокинулась, как у бескостного — мощным ударом Андрей свернул ему шею.
И сам уткнулся лицом в снег, отдуваясь. Напряжение было на пределе возможностей. Дрожащей ногой оттолкнул труп Шелехова, и изнеможенно растянулся на краю могилы. Пахло мерзлой землей. Кровью. Жизнью.
Он не мог сказать, что хотелось жить.
Внутри пустота.
Снег, пустота, холод и ночь — вот, что его окружало. Где-то далеко ухнула сова. Он осознал, что один среди зимнего леса.
Андрей перевернулся на бок, скорчившись на снегу. Черный зев могилы был рядом — еще немного и свалится. Потом без помощи не выбраться, так и замерзнет за ночь. Но встать не было сил.
Тяжело, больно, но он приходил в себя.
Снег под ним таял, немилосердно хотелось спать. Чтобы привести себя в порядок, нужно совершить невозможное: встать, освободить руки, когда сил ни капли. Все что было — на тот удар истратил.
Долго отдыхал.
Нужно убраться со снега, чтобы не уснуть вечным сном, а он не мог… Не мог. Андрей рассмеялся от бессилия, губами цепляя снег. Он таял во рту, язык онемел. Пришло бы сейчас прекрасное видение: Дина или Лена, он бы обеим был рад. Потом вспомнил дочь. Ее мутные глаза с огромными радужками.
Второй шанс. Вторая жизнь.
Ощутил труп Шелехова под ногой — тот лежал полубоком, и пинками сбросил в могилу.
Встал на чистом упрямстве. Шатаясь. Добрел до машины, в бардачке нашел нож и перерезал стяжку. Руки тут же ответили болью. Андрей зачерпнул снега, протер запястья и горящую шею. Пусть лучше немеет, чем болит.
В кармане нашел сигареты и жадно закурил.
Горло саднило, дышать больно, но удовольствие от дыма сильнее. Он выдыхал его в небо. В темноте
Как она там?
Успел Кац увезти их? Увезти его девочек?
Сердце отозвалось звериной болью. Все-таки дрался за них. Почти сдох.
Андрей докурил до фильтра. Превозмогая в сухожилиях боль, обыскал авто. Собрал деньги, оружие, документы, все, что могло навести на кого-то из них. В общей могиле зарыл трупы и все, что могло сойти за улики — с перерывами и копал долго. Вспотел, даже в расстегнутом пальто жарко. Перекуривал несколько раз.
Но это нужно — Шелехова не должны найти.
Прощай, дружище.
Машину перегнал и спрятал в лесополосе. Загнал поглубже, забросал ветками. Найдут, конечно. Вопрос, когда. Лишь бы не скоро.
Закончил перед рассветом.
Уходил пешком. Брел, как зомби, по обочине, не рассчитывая, что подберут. Так устал, что на все плевать стало: собьют ли, менты остановятся. Плевать. Тело болело после борьбы и труда. Он мечтал только добраться хоть куда-то, чтобы любая крыша над головой была.
До одной из своих квартир добрался к утру.
Он не помнил, засвечен адрес или нет. В голове звенела пустота, тело не слушалось. Не снимая пальто, не разуваясь, он принял обезболивающее и упал в кровать, натянув на себя одеяло. Хотелось вытравить лесной холод, пробравший до костей.
Сначала колотило, затем согрелся.
Провалился в сон, как в черный омут. Кошмары рвали его на части, он просыпался, бредил, горел в лихорадке, но не вставал.
Затем приснилась Лена: кошмары отступили, а лихорадка нет.
Проснулся вечером, в темноте. Может, через несколько дней.
Голова кружилась, измученное тело еле двигалось — малейший поворот или попытка встать заканчивались вспышками сильнейшей боли. Но он встал. Добрел до ванной, по дороге сбросив пальто, щурясь на свет, разделся, и уставился в зеркало.
На свое страшное, отекшее и посиневшее после драк и обморожения лицо.
Запрокинул голову: по шее шла глубокая черно-багровая полоса с содранной кожей. В районе солнечного сплетения синяк, напоминавший трупное пятно.
Глубоко дышать больно. Поврежденные руки дрожали.
Андрей жадно напился из-под крана, его тут же стошнило в раковину водой и пеной. Нутро скручивало от судорог. Хреново.
Закурил, хотя не хотелось.
От дыма стало хуже, но больше не рвало.
В окно заглядывала луна, пока он сидел на кухне, опустив голову. Приходил в себя. Возвращался в эту гребаную реальность из режима автопилота.
Лена.
Что с ней?
В кармане пальто нашел телефон, и проверил смски.