Старая надежда
Шрифт:
Эми, ты несправедлива! Марко начал заводиться и Эми почувствовала, что пора бы притормозить, но не удержалась, подхваченная тёмным течением, восходившим из глубин её разума.
А может это ты несправедлив! она закусила удила и, вопреки внутреннему голосу, который заклинал остановиться, выпалила: Лучше бы я очутилась у "Отверженных", хотя бы была вместе с братом!
Марко побагровел, словно ему не хватало воздуха.
У "Отверженных"?! прорычал он. Тебя убили бы в первый же день! Ведь ты ошибка переноса. Никогда до этого двое не входили в одну точку прорыва. Хочешь узнать, почему видения
Ты лжёшь! Эми сама не верила, что говорит это, но её заносило, как машину на обледеневшем горном серпантине. Ты клевещешь на людей, единственная вина которых желание сохранить индивидуальность, а не эволюционировать вместе с вами! Меньшинства всегда угнетались, что в моем времени, что в этом!
Когда меньшинство стремится физически уничтожить восемьдесят процентов человечества ради собственного выживания это клевета?!
Марко наступал. Эми вжалась в стену.
Хватит! он грохнул кулаком по экрану. Поверхность хрустнула и разбежалась сотней трещинок, исказивших рисунок города: Я слишком многих потерял, чтобы выслушивать подобный вздор от несмышлёной девчонки, которая не способна отличить друзей от врагов! Ты либо извинишься, либо...
Либо что?! перебила Эми. Если вы намерены держать меня под замком можете сразу убить, потому что я все равно не стану вашей безмозглой куклой!
Ты нас считаешь... такими?!
Марко отступил на пару шагов.
Эми с ужасом видела боль в его глазах, словно она растоптала нечто настолько хрупкое, что невозможно выразить словами. Разочарование, как если бы твой друг сначала предал тебя, а затем несправедливо обвинил в двуличии и корысти.
Всё пошло совсем не так, как она планировала ещё час назад.
Эми хотела броситься к нему, хотела извиняться, пока Марко её не простит, но почему-то стояла не в силах пошевелиться и лишь смотрела, как он идёт к двери. Слушала его шаги, затихавшие вдали.
Звонок лифта вывел Эми из оцепенения. Она молнией пронеслась по коридору, забарабанила кулаками по закрытым дверям, но было поздно. Кабина гудела далеко внизу, заглушая любые слова и извинения, что она кричала вслед.
Следующие два дня тянулись как две недели. Не было ни тестов, ни посетителей. Для неё, как обычно, накрывали стол в зимнем саду, но есть не хотелось. Тяжёлое, гнетущее чувство вины иссушало её как солнце пустыню. Она пыталась связаться с Марко через врачей и медсестёр, но те лишь качали головой. То ли не понимали, то ли не желали понять.
Утром третьего дня, выйди из душа, она обнаружила на кровати пакет: смена белья, лёгкие хлопковые брюки, блузка и туфли. Эми переоделась, мысленно напевая от радостного предчувствия.
Надежда сменилась уверенностью, когда медсестра провела её к лифту, и они спустились в больничный холл.
Марко услышал и всё понял! Эми хотелось танцевать! Она обняла улыбнувшуюся медсестру и выскочила на улицу. Солнце ударило в глаза, и Эми прикрыла их ладонью. Марко наверняка ожидает на небольшой парковке у входа! Она столько дней смотрела на неё сверху, представляя, как уедет из опостылевшей больницы...
Глаза привыкли к яркому свету и Эми с удивлением огляделась. Горькое разочарование, чувство вины, что терзало её в последние дни, вернулось, подавляя и лишая воли.
Мимо спешили люди, которые не обращали на Эми никакого внимания; проносились машины, город вибрировал в обычном ритме. И ни одного знакомого лица.
Одна.
6. Отверженные
Джек готовится к смерти.
Укрытый маскировочной сетью и гниющими листьями он прижимается щекой к холодной земле меж корней узловатого дуба.
Воспалённые глаза, красные от стимуляторов, с потрясающей чёткостью фокусируются на ребристой подошве ботинка, который принадлежит оперативнику "Сигмы". Он стоит на расстоянии вытянутой руки. Крошечный просвет меж опавших листьев не позволяет оценить ситуацию, но Джек слышит, как в отдалении перекрикиваются другие солдаты. Они прочёсывают лес широкой цепью.
Звучат одиночные выстрелы. Не иначе как простреливают опасные места.
Джек сжимает зубы, ощущает солёный привкус крови и страха.
Глупо, только не так. Не впустую!
Оперативник докладывает о чем-то по рации и медлит: то ли ожидает распоряжений, то ли встревожен интуицией зверя, почуявшего добычу.
Ещё чуть-чуть, и мы бы вырвались в Дикие Земли, а теперь... Джек сжимает рукоятку охотничьего ножа, в который раз поминая Тару, наотрез отказавшуюся выдать ему боевое оружие. Мышцы гудят от напряжения, а нервы натянуты как ванты в бурю. Паника убивает не хуже пули. Он готов вскочить, броситься на врага, а затем бежать и к черту всё что угодно, только не молиться, ожидая, когда листья над тобой прошьёт случайная очередь.
Кайл сжимает его руку, и Джек приходит в себя.
Тяжёлый ботинок взметает фонтанчик грязи. Солдат уходит прочь, оставляя горький запах недокуренной сигареты, что тлеет в мокрой траве.
Джек переводит дыхание. На этот раз пронесло!
Утром, понимая, что попали в окружение, они разделились, повышая шансы на удачный прорыв хотя бы одной из групп. Джек надеялся, что Таре и Стенли тоже улыбнулась удача.
Следующий час он пролежал в своей берлоге, готовый ко всему, но, похоже, Морган оказался прав: "Сигме" не хватало людей для одновременных поисков и в городе, и в лесах. Если бы солдаты двигались сплошной цепью...
Они выбрались из импровизированного укрытия, и Кайл скатал маскировочную сеть, которая блокировала излучения их тел в ультрафиолетовом и инфракрасном спектрах. Джек набросил лямки рюкзака. Поверх него крепилась тяжелейшая "Мантия" система противодействия датчикам электромагнитной, сейсмической и акустической разведки. Он повёл несколько раз плечами, распределяя внушительный вес, а затем двинулся вслед за Кайлом.
Ближе к вечеру Джек услышал журчание весеннего ручья и понял точка сбора. Там уже ждали. Капитан отряда, Стенли Морган, приветствовал их взмахом руки. Тара кинулась к брату, обняла, а затем улыбнулась Джеку, разрушив стену холодного напряжения, которое возникло между ними после ссоры в подземке. Джек кивнул и отвёл глаза. Пусть Тара ошибалась насчёт его решимости, но в чем-то оказалась права он не был готов к подобным испытаниям.