Старая роща
Шрифт:
«Надо о чем-то другом думать, – вспомнил Матвейка наставления Игорька. – Вон какого необычного цвета поверхность озера: сиреневая, а ближе к берегу светлеет, окрашивается в розовый цвет, переливается золотистыми искорками и гаснет в тени кустов орешника. Брызги над плывущим впереди Игорьком рассыпаются в голубом воздухе разноцветным полукругом, словно звездочки, и падают в воду со звонким хлюпаньем… Надо равняться на Игорька, он плывет как ни в чем не бывало, будто и не устал совсем.
Матвейка посмотрел направо, туда, где озеро сужалось и растворялось в дымчатом сумраке. Вздрогнул куст орешника на берегу и из-под него
– Кто это? – испуганно выдохнул Матвейка и от неожиданности хлебнул воды – теплой, отдающей илом и камышами.
– Похоже, ондатра, у нее там норка, – отозвался Игорек, оглянувшись на Матвейку. – А что это там черное слева от тебя? Кажется палка, будь осторожнее.
Скосив глаза влево, Матвейка увидел плывущую рядом с собой… змею. Можно было даже разглядеть бронзовую полоску на ее спине.
– Медянка! – выкрикнул он и рванулся в сторону. Снова хлебнул солоновато-горькой воды.
– Спокойно! Змеи в воде не кусаются, только не дергайся и не делай резких движений! – Ага, а у самого тоже голос дрогнул…
У Матвейки от страха появились дополнительные силы. Быстрее к берегу! Кто знает, что на уме у этой пресмыкающейся. Вон она, кажется, уже пятки его щекочет, вдруг раз в жизни попробует куснуть в воде… И Игорек молодец, спешит к нему на выручку, несмотря на опасность. Ну вот, до берега еще один рывок. Кажется, змея отстала, можно остановиться.
Матвейка принял вертикальное положение, попытался достать кончиками пальцев ног дно. Нет, еще глубоко. Его вдруг потянуло вниз – то ли от усталости, то ли от волнения. Даже глаза не успел прикрыть, и поплыли перед глазами мутно-желтые круги; черной молнией метнулась сбоку медянка. Матвейка разглядел в двух шагах впереди темно-зеленые водоросли и коричневый берег, но где взять силы, чтобы сделать эти два шага? Его охватила дрожь. И тут он ощутил резкий толчок в спину, что помогло ему из последних сил сделать взмах руками перед собой и ступить наконец на желанное твердое дно. Берег!
Выбравшись из воды, он, обессиленный, упал лицом в густую траву, совсем не заметив, что она была колючей. Игорек поддерживал его под мышки:
– Как ты, отдышался?
Матвейка кивнул, потом спросил:
– Это ты меня подтолкнул?
– Да, но я тоже воды нахлебался досыта. Ты молодец, выкарабкался! Пока я медянку отпугивал хлопками по воде, потерял тебя из виду.
Они долго сидели на берегу молча, приходя в себя.
– Все-таки мы с тобой переплыли! – радостно блеснул карим взглядом Игорек, хотя коленки его еще тряслись немного, а с губ не исчезла синь. – Теперь можно браться за серьезное дело!
«Что он имеет в виду? – поежился Матвейка. – Мы и так еле спаслись…»
Что имел в виду Игорек, он узнал на следующий же день.
– Теперь мы готовы с тобой к тому, чтобы переночевать в Старой роще!
«Как он себе это представляет?» – подумал Матвейка. Но тут же успокоил себя: «Надо отвлечь его чем-то другим, позвать играть в перестрелку, его любимую игру, или предложить следить за Лехой на Низовке. Он забудет о своей очередной опасной затее…»
Не таким человеком был Игорек, чтобы забыть. Вечером того же дня явился к Матвейке:
– Первая попытка завтра, готовься!
Днем при ярком солнце казалось, что прийти в Старую рощу ночью совсем несложно, подумаешь – десять минут пшеничным полем мимо лесопосадки, потом сто шагов по опушке, около одинокого
Следующим вечером, как только стемнело, они вышли за деревню и направились к Старой роще. Она, казалось, отодвинулась дальше от деревни еще километра на три. И звуки вечером хрупким были не такими безобидными, как днем. Даже в стрекотании кузнечиков слышались пугающие нотки. Тревожно перешептывалась листва в липовой посадке вдоль дороги. Иволга, и та вместо пения нежного пронзительно и визгливо вскрикивала где-то в густой темноте. Вспорхнул неожиданно, испугавшись мышиного шороха, жаворонок в пшенице, а перепелка у дороги все предостерегала: «Беррегись, беррегись!..»
Из посадки вдруг выкатился им под ноги серый ком, замер на минутку и пугливо шмыгнул в придорожную траву. Матвейка схватил Игорька за локоть:
– Кто это?
– Кажется, зайчишка. Ладно, – остановился Игорек. – На сегодня хватит.
В следующий вечер они с трудом смогли дойти до засеки. Лес шипел, выл, скрипел, рычал. Ноги боязливые было не удержать. Им пришлось опять возвращаться.
На другой день Игорек прибежал к Матвейке ни свет ни заря:
– Я придумал, как нам перехитрить страх! Надо прийти на Ближнюю поляну засветло, там дождаться ночи, и тогда никуда не денемся – окажемся в темном лесу! – Это он выпалил на одном радостном духу.
Матвейка погрустнел, но виду не подал.
Так они и сделали. Пока еще было светло, пришли в Старую рощу, разожгли на Ближней поляне костер и стали ждать наступления ночи. Запасливый Игорек не забыл прихватить с собой немного баранинки и теперь поджаривал ее на огне.
Под пологом деревьев было свежо, остро пахло снытью и влажными листьями лип.
Ночь опускалась медленно на Старую рощу, как огромная черная парящая птица. Все на глазах менялось. Пространство вокруг костра сузилось, деревья подкрались ближе к огню, рядом с которым было светло и безопасно.
В лунном свете сверкали бисером, переливались разноцветными искорками мириады росинок на густой переросшей траве. По поляне бешено метались тени, будто крылатые сказочные чудовища. В кустах орешника и бересклета, в поросли осинника, в зарослях крапивы вокруг старых пней и уж тем более в овраге, полукругом опоясавшем поляну, слышались странные пугающие шорохи. Казалось, что там притаился кто-то, выжидая момент, чтобы выскочить, напасть на мальчишек, как только погаснет огонь. Лишь пламя костра успокаивало, из-за треска горящего хвороста странные звуки ночного леса не казались очень уж страшными.
Игорек был занят увлеченно костром – аромат шашлыка по всей поляне расплывался – и выглядел спокойным. Матвейку совсем не привлекал в этот раз запах поджаренного мяса, он сидел в сторонке, наблюдая за костром и окружающим лесным миром. Ночью острее, чем днем, ощущались лесные запахи: едва уловимый, кисловатый – пораненных листьев и веток, горьковатый – прелой подстилки, пряный – сныти и осота. А из-под кустов орешника вдруг повеяло нежным ароматом ночной фиалки. «Принцессой среди всех цветов» называла ее Матвейкина бабушка, научившая внука распознавать фиалку и по аромату, который придает вечернему лесу особую таинственность, и по изящному внешнему виду, похожему на наряд невесты.