Старая сказка
Шрифт:
Теперь ему дьявольски везло и в картах. Шаг за шагом он получил возможность познакомиться поближе с моим телом. Мы играли в пикет каждый вечер, далеко за полночь, и каждую ночь очередной выигрыш давал ему шанс поцеловать меня в новом месте.
— Еще партию? — предлагал он.
— На что играем?
— Если выиграете вы, я подарю вам агатовое ожерелье в тон вашим плутовским очам. Если же выиграю я, вы сядете ко мне на колени.
— Но я прекрасно себя чувствую здесь, в собственном кресле, — отвечала я.
— Обещаю, мои колени покажутся вам очень удобными.
— А я
Он поперхнулся от возмущения.
— Mon Dieu, [160] Шарлотта-Роза, вы не перестаете удивлять меня. Прошу вас, присядьте сюда.
— Не уверена, что это такая уж хорошая мысль.
— Завтра вечером я приглашаю вас в театр. И позволю прокатиться на своей чалой кобыле. И подарю вам агатовое ожерелье.
160
Боже мой (фр.).
— Ну хорошо. Но знайте, что я соглашаюсь только потому, что хочу проехаться на вашей лошади.
Маркиз пробормотал что-то себе под нос — я не расслышала, что именно, но подозреваю, что он выразил желание поскакать на мне — и снял колоду. И, хотя я выиграла эту партию и следующую, в конце концов он все-таки добился своего и усадил меня себе на колени. Маркиз медленно потянул меня вниз, широко расставив ноги и крепко держа меня одной рукой за талию, а другая уже накрыла мою грудь под корсетом, и я сразу же ощутила, что он очень напряжен.
— Сидеть у вас не очень-то удобно, — заявила я, надув губы.
— Боюсь, вы правы. Кажется, еще никогда в жизни мне самому не было так неудобно. Господи милосердный, да не ерзайте вы так. Сидите смирно и не шевелитесь.
Я замерла, как статуя, но он принялся раскачивать меня, буквально насаживая на каменный стержень, торчавший подо мной. Я вырвалась, запыхавшаяся и трепещущая внутри, и отбежала в противоположный конец комнаты.
— Мы так не договаривались. Я больше не буду с вами играть.
Он рассмеялся мне в лицо.
— В самом деле? Вы отказываетесь от пикета? Вы уверены?
— Совершенно уверена, — ответила я.
Он поднялся и одернул жилет.
— Что ж, так тому и быть.
— Ладно, сыграем еще одну партию. Но сидеть у вас на коленях я больше не буду.
— Что вы ставите на кон? Я хочу получить ваши чулки, оба, и хочу сам снять их. А чего хотите вы?
— Поцелуй? — слабым голосом предложила я, ощущая себя маленькой растерянной девочкой.
— Но тогда я в любом случае останусь в выигрыше. Отлично, играем.
Ему нравилось выигрывать у меня предметы туалета — сначала подвязки, затем одну туфельку, потом — другую, затем — мое ожерелье, потом — одну из моих юбок. Впрочем, с такой же радостью маркиз избавлялся от собственной одежды, но меня мутило от вида туго набитого мешочка, висящего у него на шее. А его запах или прикосновение к моему телу вообще были мне невыносимы. Одно время он делал ставки на свой туалет, предлагая мне раздеть его, но ни в одной из этих партий я не позволила ему выиграть. Однажды мы с ним лежали в моей постели, маркиз был полностью одет, а я — почти полностью раздета, и он пытался направить мою руку к поясу его панталон, чему я сопротивлялась изо всех сил.
— Вы сводите меня с ума, Шарлотта-Роза. Я хочу почувствовать, как вы прижимаетесь к моему телу.
— Я не могу доверять вам, — ответила я, и это была правда.
Маркиз вечно подталкивал меня зайти чуточку дальше оговоренного. Если он выигрывал право поцеловать меня в губы, руки его жадно шарили по моему телу, пока он наслаждался поцелуем. Если он получал шанс снять с меня чулки, рука его неизменно скользила выше, стремясь коснуться того моего сокровенного местечка, что так возбуждало его. Мне приходилось все время быть настороже, сводя бедра вместе, а он все время старался ослабить мою бдительность, подпаивая арманьяком, воспламеняя духами и деликатесами, разжигая во мне огонь желания поцелуями и бесстыдными прикосновениями.
Как-то ночью мы доигрались до того, что на мне осталась одна лишь сорочка.
— Еще партию, — предложил он. — Пожалуйста. Я хочу видеть вас обнаженной. Я не прикоснусь к вам. Обещаю. Только посмотрю.
Я покачала головой.
— Я ставлю на кон свою чалую кобылу. Я знаю, как она вам нравится.
К стыду своему, должна признаться, что я едва не поддалась искушению. Но потом все-таки покачала головой.
— Нет. Иначе в брачную ночь вам не на что будет смотреть.
— Пожалуйста, Шарлотта-Роза.
— Нет.
Он выскочил из комнаты, с грохотом захлопнув за собой дверь, а меня охватила паника, не потеряла ли я его своей неуступчивостью. Но на следующее утро маркиз явился ко мне с букетом цветов и рондо, посвященным моим глазам, которое он наверняка сочинял всю ночь напролет. И если даже в стихотворении было слишком много вздохов, упреков в бездушии и намеков на мои бедра, то ведь никто, кроме меня, не смог бы прочесть его. В ту ночь он целовал меня до тех пор, пока у меня не ослабели колени, и не закружилась голова. Я не протестовала, когда он распустил шнуровку моего корсета. Я не остановила его, когда он принялся покрывать мое тело поцелуями, опустив сорочку и освободив мои груди, и прошелся губами вниз, до самого живота. Я не останавливала его. Откинувшись на подушки, я вздыхала и прижимала к себе его кудрявую голову, вслух жалея о том, что мы еще не женаты.
— Когда? — спросила я его. — Когда мы сможем пожениться?
— Скоро, — пообещал он. — Мне нужно получить разрешение моего кузена.
— Но у нас уже есть позволение короля.
Он вновь склонился надо мной и кончиком языка лизнул впадинку пупка. Я подняла его лицо, чтобы взглянуть ему в глаза.
— Когда же? — повторила я свой вопрос.
— Уже скоро, обещаю.
Я села и прикрылась платьем.
— Скоро — это не ответ.
— Назначьте дату, — вскричал он и притянул меня к себе, покрывая поцелуями мое обнаженное плечо. — Назначьте дату, и я все устрою. А сейчас позвольте мне прикоснуться к вам вон там… внизу.