Старая Земля
Шрифт:
Он отмахивается, поглощенный горем утраты, но тоска заставляет его двигаться дальше. Цель близка. Он видит ее, осталось совсем немного, хотя ему кажется, что ради этого ему пришлось пересечь бездну. К нему подтягиваются другие. Не все они — его родичи, и их боевое искусство отличается от мастерства, усвоенного Сынами Железа.
Он рвется вперед, забыв о воинских навыках, но ярость усиливает его удар и прорывает защиту противника. Его кровь окрашивает черноту доспеха, и этого достаточно. Он продолжает идти вперед, пока
Снова на четвереньках. Приевшийся повтор. Он вытаскивает нож и начинает резать. Кусок отрезан, но бродячий пес, схвативший его, уже сбежал. Древняя пословица помогает превозмочь туман, неохотно расходящийся под натиском разума.
Сухожилия так крепки, что больше похожи на металлические тросы, чем на плоть. Кровь горяча, настолько горяча, что способна оставить шрам. Она прожигает броню, выдерживающую кислоту. Последний взмах ножа, и добыча у него в руке. Она мерцает, холодная на ощупь, но не мертвая. Нет, внутри еще что–то обитает. Сын Железа пытается не поддаться ужасу при виде своего собственного отражения. Его лицо залито кровью, рассечено во многих местах. Лицо призрака, который говорит и ходит как человек.
Он убегает, спотыкаясь и падая, но железные братья окружают его кольцом, защищая от погони голодной стаи.
Он карабкается наверх. Гора мертвых тел расползается под ногами. Она стала выше, намного выше, чем он помнил. Монумент бойне.
Сверху доносится рев, а поток воздуха, гонимого двигателями, приносит резкий запах масла и крови. Открывается проем. Внутри — снова темнота, беспокойная, кричащая, обвиняющая, сулящая возмездие.
Он начинает подниматься со своей тяжкой, но невесомой ношей.
Навстречу тянутся руки. На некоторых недостает пальцев, но их хозяева пытаются помочь тем, что есть.
А потом он падает и погружается в темноту иного рода.
Ayг пришел в себя, слыша рядом ободряющее жужжание когитатора. Он просмотрел результаты диагностики, скользящие в левом глазу. Показатели бионики оптимальны. Давление и пульс немного повышены, но уже начали приходить в норму. Уровень адреналина соответствует состоянию после боя, хотя последние семь часов он был заключен в апотекарионе «Железного сердца». Показания хрона, передаваемые на внутреннюю склеру правого глаза, это подтверждают.
— Твоя биохимия меня беспокоит, брат.
При звуке скрипучего голоса Горгонсона Ayг открыл глаза — человеческие глаза из плоти.
— Я чувствую себя сильным, — сказал Ауг, осознавая, что его вид не противоречит этому заявлению.
Апотекарий из клана Локопт задумчиво нахмурился, но не высказал своих сомнений. Кроме них двоих, в помещении никого не было. Горгонсон сидел перед Аугом, распростертым на медицинском столе с присоединенными к аугментациям и плоти диагностическими приборами.
Ayг сел и начал
— Крови маловато… — пробормотал он.
— Я много пролил ее на Оквете, — ответил Ayг, сопровождая слова полуулыбкой.
Горгонсон снова нахмурился и перевел взгляд на инфопланшет в левой руке.
— Чувство юмора прежнее, — негромко произнес он.
— Техножрецы Льякса хоть что–то тебе оставили.
— И многое добавили, — подхватил Ayг.
Он протянул руку и коснулся плеча Горгонсона. Но ободрить апотекария не получилось.
— Если ты намерен убедить меня, что беспокоиться не о чем, — с грустью сказал тот, то ты только напрасно потратишь время. Беспокойство — мой долг. Любая, даже самая незначительная процедура, которой я не понимаю, таит в себе риск. А тот факт, что на Льяксе ты подвергся масштабной аугментации, увеличивает его вдвое.
— Это было возрождение, Горан. Магос–доминус Фармакос спас мне жизнь и вернул в строй, к Шадраку. Какой в этом может быть риск?
Горгонсона его слова ничуть не убедили.
— Я не знаю, брат, в том–то и дело. Во всем, что касается Марсианского Механикума, слишком много тайн.
Ayг не сдался:
— В таком случае поверь своим глазам. Что они тебе говорят?
— Что ты здоров и крепок телом…
Железный отец улыбнулся, уверенный, что настоял на своем и спор окончен. Озадаченное выражение лица Горгонсона рассеяло его уверенность.
— Но тем больше значение твоей моральной травмы, — выдал он заключение. — Такие жестокие раны, как твоя… Они оставляют след, шрам, который не виден на плоти.
— Обещаю, Горан, если мне потребуется твоя помощь или совет, я обязательно к тебе обращусь. — Джебез посмотрел ему в глаза. — Я говорю это вполне искренне.
Горгонсон ответил ему таким же прямым взглядом, словно взвешивая слова Ауга и ощущая в них весомость правды.
Он кивнул:
— Обязательно так и сделай. — Он отодвинулся от медицинского стола, позволяя Аугу спуститься на пол. — На данный момент я закончил. Но я бы хотел, чтобы ты вернулся сюда после совещания.
Он занялся оборудованием, вздыхая над изношенностью приборов.
— Просто чудо, что со всем этим я еще могу кому–то помочь, — задумчиво пробормотал он. — Хорошо хоть, что у нас достаточно ножовок.
— Скажи, Горан, ты так настойчив со всеми своими пациентами?
Горгонсон искоса взглянул на Ауга:
— Только с теми, кто близок мне.
Джебез усмехнулся:
— Тебе никто не близок.
Горан нахмурился, обдумывая ответ. Затем пожал плечами:
— Верно.
Смех Ауга эхом отдавался в переходах на всем пути от апотекариона до капитанского мостика «Железного сердца».