Старая Земля

Кайм Ник

Они летели скрытно, на корабле темном, как сама пустота.

Медузон стоял за командным пультом, слегка приподнятым над остальным мостиком, в окружении целого атолла ячеек для сервиторов и аскетических рабочих станций. Многие из тех и других пустовали. Единственными источниками света, кроме тусклых огоньков приборов и слабых лучей далеких звезд, проникающих сквозь большой изогнутый иллюминатор, были четыре гололитические проекции, созданные для совещания.

Каждый из светящихся зеленоватых конусов генерировало устройство, вмонтированное в переднюю часть помоста. Медузон стоял в центре, повернувшись лицом к полукругу

смоделированных изображений старших офицеров Железных Рук. Его крепко сжатые в кулаки руки уперлись в бока.

Он опаздывал. Отказ плазменных двигателей. Непредвиденный. Поломка поправимая, но повлекшая за собой задержку. Теперь ускорители работали на полную мощность, что, судя по показателям термодатчиков, было рискованно. Медузон сумел отыграть несколько дней. Но, похоже, этого оказалось мало.

— Мы не можем медлить, — послышалось заявление со стороны призрачного облика Надуула Норссона.

Суровый нрав железного отца клана Атраксий был виден даже в несовершенной передаче гололита. Тонкие губы сжаты в прямую линию, глаза постоянно прищурены, а один из них неизлечимо налит кровью. Частично оголенный череп, испещренный шрамами, свидетельствовал о богатой боевой истории. На остальной части головы торчали клочки жестких волос. Его нога не ступала на поверхность Истваана V, тем не менее он получил немало ран в этом сражении. Даже отступление с боями в атмосфере после того, как открылось предательство Хоруса, превратилось в настоящую резню. Несмотря на тысячи погибших, о той битве предпочитали не говорить.

— Из–за тебя мы прождали здесь три дня, — поддержал его Рааск Аркборн.

Окулярный имплантат фратера, заменявший левый глаз, непрерывно вспыхивал и терял фокусировку, и этот наглядный признак неполадок скрыть было невозможно. Его бионическая рука покоилась на груди, словно в невидимой повязке. Один из пальцев на ней каждые несколько секунд непроизвольно подергивался, выдавая неверное совмещение нервных окончаний и аугментики.

— Три дня, — излишне подчеркнуто повторил Кулег Равт из клана Раукаан. — Три дня, за которые Сыны Хоруса могли нас отыскать и уничтожить. А они будут искать нас после всего, что мы натворили на Хамарте. Они жаждут нашей крови.

Рядом с остальными Равт выглядел почти невредимым, поскольку видимой бионики в нем не было. А вот под доспехами — совсем иное дело. Одной рукой он опирался на силовой топор с длинным топорищем, металлической оковкой на конце древка, хотя это скрывал гололитический туман, заканчивающийся на уровне поножей Равта. Кроме того, на его нагруднике еще сохранилось Бдительное Око — честно заслуженное, а теперь безвозвратно очерненное. Око, окруженное шестерней, указывало, что Равт когда–то сражался бок о бок с Хорусом. Теперь оно служило напоминанием о его клятве убить магистра войны и стереть знак отличия изменнической кровью примарха.

— Я удивлен, что в твоих жилах еще сохранилась кровь, железный отец, — сердито буркнул Медузон, мгновенно пожалев и о своих словах, и о тоне, которым они были сказаны.

Гололитический облик Равта ярко вспыхнул, словно отражая настроение железного отца,

— Кое–кто считает, что твоя кровь слишком горяча, Медузон.

—

Ты должен называть его военачальником! — рявкнул Лумак.

Он стоял за левым плечом Шадрака, массивный, грозный и не склонный к уступкам.

Взгляд Равта, как и остальных железных отцов, принявших бразды правления от лидеров кланов, погибших в резне на Оквете, обратился к капитану Аверниев.

Медузон приготовился выслушать гневную тираду, проклиная в душе несдержанность Лумака и прикидывая, не поздно ли вытолкнуть его из шлюза.

«Бесполезно, — решил он. — Он попросту затеет спор со звездами и навлечет на нас ярость самой пустоты».

К немалому удивлению Медузона, Равт отреагировал иначе. Он не высказал ни возмущения, ни упрека. Он уступил.

— Прошу прошения, военачальник, — произнес он, не сводя глаз с Лумака. Затем снова посмотрел на Медузона. — Думаю, все присутствующие согласятся, что последние несколько недель были чрезвычайно напряженными. После Оквета логично соблюдать осторожность.

«Естественно», — мысленно добавил Медузон, отчасти признавая его правоту.

Остальные двое железных отцов кивнули в знак одобрения.

— Мне понятна ваша озабоченность, братья. Это самый полный сбор Железных Рук и их союзников со времен…

Он помолчал, не желая произносить название.

— Истваана, — раздался далекий и искаженный голос четвертого участника. Облик его из–за слабости сигнала был размыт и потрескивал. — Самый полный сбор со времен Истваана.

Медузон повернулся к конусу гололитического света:

— Да, брат Кернаг. Со времен Истваана… Но наша встреча очень важна, и потому я прошу проявить терпение и подождать еще два дня.

Гололитические призраки одновременно кивнули, изображение Кернага рассыпалось статическими помехами и пропало. Остальные задержались лишь немного дольше, ровно настолько, чтобы Равт успел озвучить окончательное решение:

— Два дня, военачальник. В противном случае нам не останется ничего другого, как улететь и перегруппироваться в другом месте.

Изображения погасли, оставив Медузона в темноте.

В голосе Лумака отчетливо прозвучало хмурое недоверие:

— Мы сумеем добраться до места встречи за два дня?

Шадрак, уже направившийся к выходу с мостика, обернулся:

— Должны.

— Они преуспели там, где терпели неудачи отцы кланов, — сказал Медузон, проявляя сдерживаемое раздражение.

Жаркая атмосфера машинариума «Железного сердца» окутывала их маслянистой пеленой, но вовсе не расслабляла. Огромные плазменные двигатели гудели с едва сдерживаемой мощью и придавали воздуху кисловатый привкус.

Ayг почти не чувствовал его: биологические органы чувств давно привыкли к такой стимуляции. Только искусственные сенсоры проводили детальный анализ, передаваемый непосредственно в подсознание.

— Не принимай их осторожность за недовольство, — посоветовал он, не отрывая взгляда от диагностического экрана главного блока двигателей.