Старосветские убийцы
Шрифт:
Тоннер их заметил сразу, но выводов сделать не успел.
— Так вот, расстояние меж ними ровно десять шагов, а посреди черта. Вчера Шулявский с Тучиным поединок отложили; они стрелялись сегодня, причем один на один. Убив поляка, Тучин испугался, спрятал труп и вернулся в усадьбу. Кстати, чем он объяснил свое отсутствие?
На вопрос ответил Митя:
— Сказал, рисовать ходил.
— И что, картинки показал? — лениво полюбопытствовал урядник. Никакие художества его не интересовали, но Угаров от этого вопроса похолодел.
— Не показывал, —
— Дайте-ка сюда, — велел урядник.
Денис с тяжелым сердцем отдал альбом. Киросиров быстро пролистнул несколько страничек. Всякая ерунда — деревца, ямщики, кобыла какая-то. Уже хотел вернуть, как наткнулся на Машеньку Растоцкую в пикантных видах.
— Что за мерзость! Только гляньте! — И возмущенно сунул альбом Терлецкому.
Тот, пролистнув, нахмурил брови:
— Вы назвали эти рисунки мерзостью? Я бы сказал, это высшая степень цинизма. Убить человека и изобразить Страшный суд над ним…
Денис рванулся к Федору Максимовичу. Ничего подобного он в альбоме не видел, но смотрел-то мельком. Терлецкого обступили, и только из-за чужих спин Угаров разглядел два пропущенных рисунка. На одном Шулявского с дыркой во лбу волокли на Страшный суд, на другом несчастный поляк горел на костре из игральных карт.
«Повторяется Сашка, повторяется», — с облегчением подумал Денис. Похожие как две капли воды рисунки Тучин сделал в Италии, изобразив тогдашнего своего обидчика. После неудавшийся дуэли он излил накопившуюся ярость на бумагу. И там черти волокли мерзкого итальяшку к Богу, и так же горел он вечным огнем в аду. Но как объяснить все это уряднику? Угаров с мольбой посмотрел на Тоннера. Неужели и он поверил в вину Сашки?
Тоннер молчал, задумчиво разглядывал траву и дорогу. Надо его расшевелить, решил Денис:
— Илья Андреевич, а можно, вытащив пулю, определить, из того ли пистолета убит Шулявский?
— Увы. Пока нет. Извлечь пулю можно, но понять, откуда она выпущена, нельзя.
Угаров горестно вздохнул.
— Ой, какая мерзость! — Терлецкий наткнулся на рисунки с Машенькой.
— Одно могу сказать точно, — продолжил Тоннер. — Убит Шулявский не на дуэли! На ожог обратили внимание?
— Какой ожог? — недоуменно спросил Киросиров. Чай, не на пожаре, волдыри и ожоги искать!
— Вокруг пулевого канала, — пояснил Тоннер. — Если в человека попасть с десяти шагов, ожога не будет. А выстрелить в упор — обязательно от сгорающего пороха появится.
— Верно, — подтвердил генерал. — При штурме…
— Потому я и говорю, что это убийство, — оборвал на полуслове Веригина Тоннер.
Киросирову стало легче. Велика ль разница — с десяти шагов иль с двух?
— Это ничего не меняет. Боялся меткости Шулявского, свидетелей не было, застрелил в упор.
— Возможно, — согласился Тоннер, — но почему поляк в момент смерти на траве стоял?
— На какой траве?
— Обратите внимание, — Илья Андреевич показал на две еле заметные борозды. — Здесь стоял Шулявский в момент смерти. После падения его оттащили в кусты — вон следы от каблуков.
— Я и говорю, Тучин застрелил поляка до начала дуэли! — чуть в ладоши не захлопал Киросиров.
— Выигранные деньги в комнате нашли? — спросил Илья Андреевич у генерала.
— Этот чудик, — Веригин показал на Кшиштофа, — уверял: «Деньги пан карман носить».
— В карманах ничего нет, — заметил Глазьев.
Федор Максимович покачал головой. Разве может дворянин опуститься так низко — деньги из кармана стащить? Однако, ежели с двух шагов, как собаку, пристрелил, то и обчистить мог.
— Кстати, откуда у вашего приятеля столько денег? — поинтересовался Терлецкий у Угарова.
— Владимир Алексеевич, отец Сашкин, попросил долг забрать у одного помещика. Двести верст отсюда. Старинный друг, но со странностями. Векселям не доверяет, только наличными рассчитывается. А самому поехать, деньги вернуть — уже здоровья не хватает. Вот и велели нам не морем возвращаться, а ехать сухопутно, через Смоленскую губернию
— А вот и за телом едут, — обрадовался урядник.
Отчаянно пыля, к беседке приближалась повозка.
Когда она подъехала поближе, оказалось: вовсе это не телега, а старая линейка, в которой чудом уместились четыре человека. Николай, лихо спрыгнув с облучка, со всех ног бежал докладывать:
— Шулявский с княгиней задержаны!
Веригин аж головой замотал:
— Как задержаны? Где?
— На почтовой станции! Изобличены и доставлены. — Николай светился: задание выполнил с блеском и ожидал похвалы. — Дорогой я долго размышлял над поручением. Во всех романах де Кока, кто скрыться надумал — маскируется. Мужчины бороды и бакенбарды приклеивают, а женщины челюсть подвязывают, мол, зуб болит. И кого же я увидел, придя на станцию? — Адъютант сделал драматическую паузу, а потом приказал сидевшим в линейке мужчине и женщине: — А ну, вылезайте!
Кряхтя, спрыгнул на землю заросший бородой купец в дорогом армяке, а за ним, по-видимому, жена, придерживавшая повязку на щеке. Ни возрастом, ни ростом они даже отдаленно не напоминали Шулявского с княгиней.
— Улизнуть хотели, лошадей требовали. Зуб якобы болит, быстрее ехать надо.
Купец, увидев генерала, бухнулся в ноги:
— Вашебродие! Помилуйте! Ни в чем не виноваты! От свояков возвращаемся. Зуб у супружницы заболел. Хотели побыстрей в город попасть, к доктору.
Купчиха в подтверждение слов мужа завыла.
Опешивший генерал даже наорать на адъютанта был не способен:
— Ты, Николаша, вместо де Кока устав бы штудировал. Сходи, погляди, твой Шулявский в кустах валяется.
На лице Николаши еще блуждала гордая улыбка.
— Как в кустах? — не понял он. — А это кто?
— Тебя надобно спросить! — укорил его Веригин.
С линейки слез четвертый пассажир, смотритель Сочин.
— Это купец второй гильдии Рыжеватов с супругой. Я пытался вашему адъютанту объяснить, что давно их знаю, но он и слушать не стал.