Старший брат царя. Книги 3 и 4
Шрифт:
Иван дёрнулся и приказал одевать его. Никто не мог угодить ему, раздавал налево и направо зуботычины. Его понесли во дворец, за ним поплёлся и Клим, чувствуя, что сейчас ему будет произнесён приговор, на этот раз окончательный!
Однако во дворце было как всегда: Ивана посадили в кресло, он приказал поставить шахматный столик и кивнул Климу, указав место напротив. Всё молча. Но и разницу приметил Клим — в кресле рядом с Иваном лежал его посох, тот самый, с железным наконечником! «Уж не для меня ли приготовил?! — мелькнуло у Клима. — Ладно».
Клим расставил шахматы, Иван предпочитал играть белыми. И ещё
Иван сделал первый ход, Клим ответил. Через три-четыре хода царь пошёл явно не по правилам. Клим не стал поправлять, а сам пошёл неверно. Ещё неверный ход, такой же ответный. Иван поднял голову. На Клима глядели глаза взбешённого человека, и услыхал шипение:
— Ты что, не зришь, что государь ошибается?!
Клим ответил совершенно спокойно:
— Зрю! Но государь волен ошибаться.
Иван стремительно отодвинул столик и, приблизив своё лицо к Климу, зашипел:
— Ты — не родня Аники!! Кто ты, Одноглаз?!
Клим перестал сдерживаться. Тоже наклонившись к царю, тихо, но очень внятно ответил:
— Я тот, кого ты ищешь всю жизнь! — Клим уловил его движение — тот потянул к себе посох, Клим прижал ногой смертоносное оружие. Иван безуспешно дёргал, а Клим продолжал: — Аз есмь твой старший брат, Юрий Васильевич! — И ещё тише добавил: — Юршу помнишь? Невесту его увёл, пытал! — Иван продолжал дёргать посох всё слабее и слабее, откинулся на спину кресла. — Я убил Изверга, кой позорил имя Юрия! И, выпрямясь, громко добавил: — Я всегда с тобой, Иоанн Васильевич. Государь наш! Постоянно!
Иван перестал дёргать посох, глаза его вылезали из орбит, открытый рот захрипел:
— Дья! Дья!.. Стра! Стра!.. Изыди!
Иван дёрнулся, чтобы встать и завалился на бок, повалив столик. Тяжёлые шахматы громко загремели. Клим поднялся и крикнул:
— Люди! Государю плохо! — И отошёл в дальний угол.
Забегали служители, прибежали лекари. Появились священники, митрополит, хор. Совершено таинство соборования и пострига. Перед святыми вратами иного мира предстал не многогрешный Иоанн, а инок Иона, ещё не успевший согрешить.
Клим долго сидел в соседних покоях. Была мысль уйти потихоньку и исчезнуть. Но его сын и внук были стражниками у Бориса, да и сам он заметен... Клим ждал. Мимо него ходили вельможи, растерянные и довольные, разговорчивые и молчаливые. На него никто не обращал внимания.
И вот появился Годунов. Клим мог поклясться — боярин на голову подрос и стал дороднее! На лице он нёс глубокую печаль. Увидев Клима, он приказал слуге уйти и не пускать никого в эти покои. Сел на скамью и показал Климу место рядом.
— Ну вот, Клим Акимович, мы и осиротели... — Клим молчал, покрывало печали сползало с лица Бориса. — Прав ты, как всегда: нельзя волновать государя! Вечная память ему! — Борис перекрестился, Клим тоже. — Ты самолично говорил, что его нельзя пугать, а сам... Что ты сказал государю? — В голосе Бориса зазвучал метал.
— Мы играли в шахматы. Ему был шах и мат.
Борис откровенно смеялся своим беззвучным смехом:
— Шах и мат! Кто такое перенесёт! — Смех тоже сполз с лица царедворца. — Я тут дослухов послушал... Он добивался — кто
Клим встал:
— Борис Фёдорович, что бы там ни было, сказанного не вернёшь. Я в твоей власти, боярин!
— Лепо знахарь-воевода! До схода полой воды живи на моём дворе. Потом к себе уедешь. Около тебя будет мой человек, то моё око, язык за зубами крепко держать умеет. Не возражаешь?.. Свобода тебе полная, но на людях красуйся поменьше: одному Богу известно, как всё повернётся. А мне будет не до тебя. Других дел по горло! Одно скажу тебе: Иоанн Васильевич завещал опекать Фёдора Иоанновича боярам Юрьеву и Шуйскому, да князю Мстиславскому, да оружничему Бельскому. А государь Фёдор Иоаннович их видеть не хочет! Одному мне доверяет. Вот тут и крутись как хочешь! Ну, до встречи! Мой человек проводит тебя.
— Дозволь спросить, боярин... Как мои ребята?
— А! Хорошие ребята! Вои знатные и дружные. Надёжная охрана государя Фёдора Иоанновича! — Годунов подчеркнул имя и титул.
— Спаси Бог тебя, боярин! И ещё: вот тут в чулане знахарь-прорицатель Кауко. Предсказание сбылось, надо бы отпустить. Да и других тоже...
Нехорошая улыбка прошла по весёлому лицу Бориса:
— Колдунов государь прихватил с собой. Пока вы в бане парились, Иоанн Васильевич приказал сжечь знахарскую избу с колдунами! А этому повезло. Люди!.. Знахаря Кауко из чулана выпустить, денег дать и чтоб духу его в Москве не было! Будь здоров, Одноглаз Клим Акимович! Понуждишься, пришлю за тобой. — И, наклонившись к Климу, прошептал: — Всё-таки любопытно, что ты напоследок сказал Иоанну Васильевичу?! А?! — Борис рассмеялся своим беззвучным смехом... — Что бы он с тобой сделал, не призови его Господь! Пожалуй, и мне бы не удалось спасти тебя.
За седмицу до Вознесения Клим был дома в Соли Вычегодской.
Минул ещё год. На побывку домой приехали два Юрия, Климов да Фокеев, — десятники охраны государевой. Во дворе Одноглаза радости было! Потом два свадьбы: Юрий Климов женился на внучке Аникиной — всерьёз породнились Строгановы и Безымовы. А Юрий Фокеев взял в жёны черноокую красавицу Сашу Климову. Смотрел Клим на радость новобрачных, и глаз слезой затуманился: уж так-то Александра Климова походила на Веру Босягину!..
Но всякой радости приходит конец. Через полгода уехали молодые мужья с жёнами в стольный град.
Клим Акимович и до свадьбы, и после отъезда любимых всё свободное время стоял у аналоя... Иной раз, проснувшись ночью, вставал с постели и часа два-три писал. Кириллка, известный иконописец строгановской мастерской, разрисовывал буквицы, да так, что глаз не отвести, заглядеться можно! А на полях и заставках вся история битвы обозначена. Так родилась книга «О Битве Славной На реке Рожайке Под Селом Молоди Со Злым Недругом Ханом Крымским Девлет-Гиреем В Семь Тысяч Восмидесятом Году От Сотворения Мира».