Старший брат царя. Книги 3 и 4
Шрифт:
На другой день, на Воздвижение, Гулька пришёл в лечебницу с синяком под глазом и сразу рассказал Климу: Захар вернулся из Коряжмы злее черта, поймал его, Гульку, и избил не знамо за что. Оказалось, Захара из монастыря погнали. Сказали: Аника всех прочих будет принимать тут, дома, по очереди.
Ещё день-два оттяжки... Скорее бы кончалось!
И вот настал день — Аника в своих хоромах. Все побежали на поклон; Клим решил ждать вызова.
...Во второй половине дня дошла очередь до Захара. Аника только что отдохнул после обеда. Он весело взглянул на Захара:
— Ну, что тебе приспичило, десятник стражи моей, говори:
— Дозволь, Аника Фёдорыч, с глазу
— О! — Аника кивнул головой, Зот и писарь исчезли. — Слушаю.
— Аника Фёдорыч! Ты знаешь — я верой и правдой тебе служу. Но грехов на мне много.
— Знаю. Садись.
— Спаси тебя Бог! Постою. Так вот, когда я атаманил у Кудеяра, мой путь скрестился со шляхом князя Юрия Васильевича, сына великой княгини Соломонии, который потом стал большим атаманом — Кудеяром.
Аника прервал Захара:
— Вон оно что! Многое я о тебе слыхал, а такого не ведал. Покличь-ка Зота. — Захар испуганно взглянул на хозяина и попятился. Тот успокоил ого: — Не бойся, худа не будет. Покличь. — Вошедшему Зоту сказал: — Квасу мне и ему. А ты, Захар, всё ж садись, в ногах правды нет, а разговор у нас долгий.
После того как принесли квас, Аника разрешил говорить дальше. Захар, рассказывая, не выгораживал себя, почти не привирал. Аника слушал, и, казалось, лицо его закаменело. Насупленно из-под бровей пристально глядел он на бывшего атамана, часто переспрашивал. Захар не мог понять, верит ли ему хозяин или нет, но от такого взгляда ему становилось страшно, и он начинал путаться. Когда дошёл рассказ до того, как на Осётре-реке узнал он в Климе изуродованного князя, Аника крякнул, но перебивать рассказчика не стал. Когда Захар закончил повествование, Аника долго молчал, потом, потребовав ещё кваса, спросил:
— Захар, а ты не вклепался? Ведь и тут, и в Москве знают: Клим — отменный лекарь, целитель.
— Аника Фёдорыч, лекарь — маскара это! Князь он, вой, коих мало. Я своими глазами там, на реке Осётре видел: правая рука — неправая у него, так он с саблей в левой руке от пятерых отбился, а ребята покрепче меня! А тут... Видел бы ты, как он по остякам ударил! Да и бабник он, лечит их, а потом они к нему по ночам ходят. Вот, к примеру...
— Погоди, Захар. Дело твоё, верно, государево, и не припутывай к нему всякое другое. Лучше скажи, как ты доставишь вора в Москву и как потребуешь награду в сто рублей?
У Захара был готов ответ:
— Ты мне дашь пяток стражников, и повезу. В Разбойном сдам вора и объясню...
— И всё? — не отступал Аника. — Там ведь придётся себя называть. Узнают они, что ты атаман кудеяровский, и придётся тебе, раб Божий Захар, висеть на дыбе рядом с Климом Акимычем.
— Помилуй! Меня-то за что? — возмутился Захар. — Я же вора...
— Найдут за что, припомнят твои прогрешения... И ещё: обязательно скажешь, что ты есть десятник стражи. Спросят: чьей? Ответишь: Строганова. Ага, обрадуются там, значит, Аника не только кудеяровских атаманов держит, но и самого Кудеяра пригрел! Подать сюда Анику! И начнём качаться на дыбе уже втроём. Вот так-то, слуга мой верный... Ну, за меня, положим, мои деньги слово скажут. У Клима небось тоже заступники найдутся, а вот за тебя никто стеной не станет. Наоборот, придут купцы, коих ты грабил, узнают тебя... Много вашего брата нашло упокоение в замоскворецких болотах!
Захар вскочил и завопил с негодованием:
— Как же так, вора отпустят, а меня?!..
— Ты не ори, а поразмысли. Садись, квасу испей. Я тебе дело говорю...
— Да... Ведь и вправду, не ровен час, могут старые грехи вспомнить, хоть я и замолил их... Аника Фёдорыч,
— Помочь непросто... Боюсь, многое уже в Москве известно... Надо готовиться принимать гостей нежданных, опричников государевых. Не слыхал о таких? Это, брат, ребята шустрые и шутить не любят. А тут в деле погреть руки можно... Так как на духу говори: кому из друзей-знакомцев о воре говорил и когда? Вспоминай. Будем гадать: успел ли слух о твоих делах до престольной дойти.
— Помилуй, Аника Фёдорыч! Я никому ни слова! Богом клянусь! Даже Семёну Аникиевичу ничего не сказал, тебя ждал.
— Да?!.. Коли так, ладно... И всё ж дело рисковое. А может, отступишься? Забудем обо всём, и концы в воду. Ведь он всем нам много хорошего сделал.
— Нет, хозяин. Вор в наших руках, упускать нельзя. Опять же дело государево. Вдруг дознаются, нам худо будет... Согласен, мне трудно придётся, вся надежда на тебя.
— Да, твоя правда, Захар, и молчать нельзя, и упускать нельзя. Ладно. Будем делать так: я еду в столицу и сам сдаю виновного в Разбойный приказ. Ты — мой стражник, я ручаюсь за тебя. Ты много лет служил мне и государю нашему и искупил свои грехи. И вот ты узнал в лекаре большого атамана, сказал мне. Будешь послухом. Из своих старых друзей найдёшь ещё одного, да не подкупного, а истинного, чтобы он взглянул и узнал в лекаре Кудеяра. Запомни: Кудеяра, а не Юрия Васильевича! За Юрия Васильевича нам всем пощады не будет! Узнали, мол, Кудеяра. А что он сродственник государя — это нам не ведомо. Только так отвечать на все вопросы. Понял? Теперь о втором послухе. У тебя тут поблизости есть бывшие кудеяровцы?
— Тут нет. На Ранове и Воронеже найти можно. Только ведь побоятся в Разбойный волей идти.
— Серебра не пожалеешь — не побоятся... А что скажешь о Фокее Заике? Судя по всему, он давно знает Клима.
— Поговорю с ним.
— Значит — не знаешь. А говорить с ним сам буду. Теперь тебе. О пересечении твоей дороги со шляхами Кудеяра должен говорить самую малость и как на духу — только истинную правду. Главное, не путаться. Ты мне многое наговорил. И о схватке на Большом Рановском болоте. А я переспросил тебя. Ты об одном и том же дважды рассказал по-разному. Это — верная петля на выю. Свои ответы должен затвердить, как «Отче наш». На досуге мы всё обсудим... А за вторым послухом придётся из Москвы ехать... Ты скажи: Клим узнал тебя?
— Узнал. Я говорил с ним...
— О чём?
— Я сказал, что донесу на него...
— Да-а! Такое сказано не от большого ума!
— Сам себя ругаю. Теперь около него дозор держу, боюсь, сбежит.
— Собирается, да?
— He.
— А что он тебе сказал тогда?
— Говорил, что никто не поверит мне. Все, мол, знают, что не князь он, а лекарь.
— Вот, и я то же говорил. Так что непросто его взять будет.
— Понял я то, Аника Фёдорыч. Полагал — тебе половину награды отдать, а вижу — без тебя ничего не возьму. Так что бери всю, а что дашь от щедрот твоих, приму с благодарностью.
— Мне, Захар, от этой награды ничего не надо, всё твоё, что дадут. Я ведь опричник и за нашего государя радеть обязан! Благодарить погоди, пока не за что... Теперь иди, побудь рядом, может понуждишься. А я с Климом потолкую. Кликни Зота. Иди с Богом.
Зот вошёл и долго стоял у двери, хозяин не замечал его. Приказчик легонько кашлянул. Аника повернул к нему голову и, поманив, тихо сказал:
— Вели позвать Клима... А кого другого пошли к Злыдню. Пусть с помощником будут поблизости, а людям чтоб глаза не мозолили. Посылай, а сам возвращайся с писарем, дело есть.