Старший брат царя. Книги 3 и 4
Шрифт:
Вспомнились беседы с мудрым старцем Сургуном, с Гурьяном, с Нежданом и вот в последнее время с Аникой и отцом Назарием — все в один голос твердят о его воинском мастерстве. А вдруг они правы? Может быть, именно в этом и есть указание свыше! А он топорщится, как овца неразумная! И вспомнил он, что в сложных обстоятельствах ему вдруг приходили единственно правильные решения! Правда, наверное, поздно начинать службу с сорока лет. Может быть, действительно, с сотника или с тысяцкого, как предлагал Аника. Россия воюет со многими — и в Ливонии, и на севере с финнами и шведами, да и с поляками и Литовским княжеством
Подумал так, и тут же начал ругать себя за гордыню сатанинскую: вишь — уже воеводой себя мыслит!.. А всё ж — почему так ему мыслить нельзя? Ведь на деле от него ущерба русской славе не будет, а наоборот! Будут гибнуть люди? Будут! И до него, и после него станут гибнуть, но при нём — меньше, а побед больше! Вот так! Это что: великокняжеская кровь заговорила или наваждение?!. Ладно, поживём — увидим!
А жизнь шла своим чередом. Вот и последнее поселение, последний сбор... Обратно в Соль Вычегодскую поехали, минуя Великий Устюг, северными просёлками, благо давно не было метелей и больших заносов. Как вышли на Северную Двину, Гулька опередил поезд — поехал с известием.
Клима встретила Вера — стоит на крылечке, полушубок на плечи накинула... Боже мой, какая ж она красивая! Румянец во всю щёку, чернобровая, сияющие чёрные глаза полны любви и радости. Каждый сразу поймёт, что с нетерпением ждала она Клима и вот дождалась! При посторонних не бросилась на шею, а стояла, руки прижав к груди, придерживая полы полушубка и улыбалась. Уехал к себе Фокей, увёл коней Гулька. Клим вошёл в избу, разделся, а Вера стоит у двери всё так же в полушубке. Подошёл Клим к ней, обнял её, как и обещал английский лекарь, обеими руками. Уронила она полушубок, приникла к нему... Не было никакой размолвки, да и не могло быть — такая она родная и близкая!
Потом она угощала долгожданного, ходила от печи к столу, садилась рядом, глаз с него не спускала, предупреждала каждое его желание: хотел потянуться за солью, а солонка уже рядом, в кружке ещё дно не успело показаться, а она уже из кувшина квас доливает доверху. Клим таял от внимания и заботы и в то же время отмечал про себя что-то новое в походке, в движениях. А Вера рассказывала о сольвычегодских новостях:
— ...Разбойник Волокуша с повинной пришёл. Бугай за него горой, мол, помогал добро у татар отбирать. И всё ж хозяин его в стражники взять отказался. А хозяин-то ещё две варницы заимел, посадские продали... Ой! Забыла совсем! Василиса вот-вот родить должна. Ждала Фокея, боялась без него...
Клим слушает вполуха и уже не сомневается: перед ним не порывистая девушка, а спокойная, рассудительная женщина. Ночью же он долго лежал на спине, боясь шелохнуться. Утомлённая Вера задремала на его руке, уткнувшись лицом в его грудь. Её рассыпавшиеся волосы чёрным крылом накрыли его белую исподнюю рубашку. Он думал о своём и её будущем. Что ожидает их? Горе? Радости? Какие, с какого бока?!
Его напряжение передалось ей, она проснулась, подняла голову.
— Ты чего не спишь? — встревожилась Вера.
Он спросил вместо ответа:
— Когда на сносях? Месяца через три?
— Откуда взял? Мне тогда показалось, что понесла...
—
— Эка невидаль! Почерёвок растёт на вольных хлебах!
Клим тяжело вздохнул:
— Вера, дорогая моя! Несговорчивая ты до неразумности. Почему? Ведь я и для себя, и для тебя хочу лучшего!
Вдруг Вера будто преобразилась, приникла к нему и торопливо зашептала:
— Климушка, родной мой! Верю, верю тебе. Ты добрый, умный. И я стану послушная во всём, во всём! Вот кончится Великий пост, и мы пойдём с тобой под венец. На Красную горку, ладно? О... Ой! Ты задушишь меня! И не с кем будет идти...
Потом она вкрадчиво спросила:
— Ты ведь опять уедешь? А вернёшься?
— На этот раз я буду тут, недалеко, на Вычегде. В конце поста, к Святой, вернусь.
— Ну вот и ладно. Буду ждать, деньки считать...
...На третий день он уехал с дьяком и стражниками, без Фокея — у того ещё большая радость: родился маленький Георгий 21 февраля! При расставании Клим отдал Вере все свои сбережения, чтоб и она готовила приданое ребёнку. Вера была чем-то страшно расстроена. А когда топот коней Климова поезда затих вдали, она зарыдала и повалилась на руки Босяги. Та грубо уговаривала:
— Ну, ну, дура! Беги, догони! И расскажи всё! Э-эх!
18
Пред вечером за день до отъезда хозяйка пригласила Клима к себе. София — лет на двадцать моложе Аники, но в её рыхлом теле не было здоровья. Она постоянно жаловалась на боль под левой грудью. Хорошо зная её болезнь, Клим захватил настойку ландыша и валерьянового корня.
В горнице, освещённой свечами, Клим степенно перекрестился на киот, поклонился хозяйке: та пригласила его сесть на скамью рядом с собой и заговорила глухим голосом с нездоровым придыханием:
— Ты уж прости меня, Климушка, что так поздно за тобой послала. С ног сбилась, не знаю, что с дочкой Аннушкой делать. Не есть, не пьёт, совсем извелась, догоревшей свечкой тает. А последние дни места себе не находит, мечется, ночи не спит. Боюсь, как бы руки на себя не наложила! О, Господи, спаси и помилуй!..
Клим принялся расспрашивать, выяснять причину, почему худо стало последние дни. Сперва София утверждала, что, видать, сглазили девку, но скоро Клим понял, что не в сглазе дело. Анне минуло двадцать лет. По мнению Аники — она переросток, вековуха, подходящего жениха для неё нет. Поэтому он решил летом отправить Анну в далёкий Пермский край в девичий монастырь, где инокинями спасались °го две старшие дочери от первой жены. Анна о монастыре слышать не хотела.
— София Игнатьевна, — обратился Клим, выслушав всё это. — Кое-какие телесные болести я берусь лечить, а ведь тут душевная... и тяжелей они, и безнадёжнее. Чтоб душу излечить, надобны вера большая и желание излечиться. А есть ли всё это у Анны Аникиевны?.. Тебе к священнику надобно обратиться.
— Был у неё отец Назарий. Святой водой кропил, а толку... И знахарки наговаривали, и колдуньи, прости меня, Господи! Вся надежда на тебя, Климушка. Вон с каким страшным мытом справился. Помоги и на этот раз! Облегчи её мучения, укрепи в вере.