Старший брат царя. Книги 3 и 4
Шрифт:
— А ты, несчастный, знаешь, что тебя ожидает?
— Знаю... А назавтра приказано со свежим жемчугом поутру у неё быти.
— Так вот: тебе надо бежать, немедля.
— Куда убежишь?! Ведь меня охолопили. А ты знаешь, что делают с бежавшими холопами... Да и не покину я Анну!
— Но она-то тебя покинет, в монастырь уйдёт.
— Вот тогда и я убегу... К монастырю поближе.
...Клим всерьёз рассердился на Иохима и ушёл к себе, не простившись с ним.
Утром проводить Клима в длительную поездку пришёл Зот. Уже за воротами Клим спросил его: можно ли получить вольную Иохиму. Зот удивился:
— А зачем вольная ему? Мужик он головастый, жемчужницы
— Выкупить его можно иль откупиться? А головой он и вольным может быть.
— Хозяин откупного не возьмёт. Аника Фёдорович толковых холопов в своей семье числит. Доверяет им больше.
— Но вот тебе-то доверяет, — не отступался Клим.
— А ты что, не знаешь? — удивился Зот. Я, жена и сын — холопы Аникины.
— Так это что ж, чтобы он доверял, мне холопом становиться?!
— Другая статья у тебя, Клим Акимович. Ну, будь здоров. До встречи!
19
Крутили мартовские вьюги. На дорогах лежали рыхлые сугробы — по брюхо коням. И всё ж Клим с отрядом вербовщиков без задержки продвигался вперёд. Остались два больших поселения в верховьях Вычегды: Керчомья в устье Северной Кельтмы — на главном Чердымском пути и Усть-Нем — на Печорском. Клим предполагал закончить до Святой и вернуться в Соль Вычегодскую до разгула половодья.
Хотя по бездорожью следовали строго гуськом и дожившие след менялись местами как положено, всё ж перегон в полсотню вёрст от последнего привала измотал и коней и всадников. Ехали в молчании, и вдруг ветром подхвачен громкий возглас проводника:
— Братцы! Вон за тем прибрежном холмом — Керчомья!
Все оживились, и кони будто поняли эти слова, ходчее пошли.
Со счёта можно сбиться — сколько провели сборов приказчиков и стражников по сёлам и весям. Сам собой установился порядок действий всех участников. Слух о воеводе и новом требовании на много дней опережал отряд. Каждый знал, что к чему, и грамоты читались только ради формы, заранее продумывались и решения. Беседовал с доброхотами и будущими десятниками Фокей — помощник воеводы, а сам воевода в сторонке сидел.
За последнее время Клим насмотрелся всякого. Главное, он увидел разных людей, здоровых, сильных, но душевно неспокойных, ненавидящих друг друга. Когда приходили больные к нему — болезнь их как-то выравнивала. Сильно больные, беспомощные вообще походили друг на друга — каждый хотел излечиться, и всё другое мало интересовало их. У здоровых всё переплеталось — желания разные, сильные страсти... Климу было интересно наблюдать со стороны, и он радовался умным, а иной раз и мудрым самостоятельным поступкам Фокея. Вечером, оставшись наедине, Клим указывал поспешные, по его мнению, неправильные решения.
И всё-таки закреплялся в мнении, что хороших людей больше на свете. А плохие... это те, которые мешают нормально жить другим, присваивают не принадлежащее им, обижают слабых — возникают по вине власть предержащих. О божественной власти, о духовной ответственности никто не думает, кары небесной не боятся.
У Ахия своя статья. В каждом посёлке он встречался со своими людьми, зачастую тайно, а те, которым терять уже было нечего, приходили открыто с челобитной, и узнавал от них такие подробности жизни местной, которые другой раз лучше бы и не знать! В пути подьячий завёл новый описный свиток, с которым уединялся по ночам. Потом приглашались приказчики, староста и Ахий именем Аники Строганова, первого опричника и губного судьи, осуждал виновных.
В Керчомье судилище состоялось на третий день. Ахий пригласил с собой и Фокея, сказав, что сегодня староста может на дыбошки встать, усмирять придётся. Такие слова удивили Клима — обычно Ахий решал вопросы без скандалов.
В сенцах избы ждали решения своей судьбы два арестанта под охраной стражников и с десяток других просителей. В самой избе собрались три приказчика — два строгановских и один иного предпринимателя, всё ж подчинённый губным, начальным людям.
Первыми ввели арестантов, они били челом на самоуправство старосты. Ахий потребовал от старосты ответа. Из объяснений явствовало, что арестанты — два брата — не могли поделить водяную мельницу, оставшуюся им в наследство от недавно скончавшегося отца. Пока браться ссорились, мельничное колесо вмёрзло в лёд. Селянам пришлось ездить на помол за двадцать вёрст. Остановка мельницы послужила поводом для новой страшной драки. Вмешались соседи, привели драчунов к старосте. Тот посадил их в холодную. А селяне тем временем наняли мельника со стороны, всем посёлком отлили кипятком мельничное колесо, мельница заработала. Тогда же было предложено откупить миром мельницу. В это время приехал губной воевода, братья написали согласную грамоту, что, мол, чужой человек гробит их мельницу, а староста их обижает.
Клим ничего не увидал особого в этом деле — в каждом селении ссорились из-за наследства. Его удивило другое: когда в отсутствии истцов обсуждалось решение, Ахий резко отчитал старосту — куда он смотрел, почему допустил! А теперь, мол, братья правы: что-нибудь сломается, староста в ответе! Староста сперва пытался защититься, потом безнадёжно махнул рукой. Братьям подьячий объявил решение: от стражи освободить, помириться и работать по-честному. Старосте назначить из селян трёх опекунов. Если братья не успокоятся, опекуны продают мельницу селянам за семь рублей. Братья завопили:
— Грабёж! Им другие двадцать давали!
Ахий успокоил их:
— Работайте по-братски — ваша мельница при вас. Будет чатак — получите по три с полтиной. И мой приказ старосте: будут скандалить, отправляй в Яренск. Там я скажу, чтоб держали вас, пока не помиритесь. Убирайтесь! Да без опекунов к мельнице не подходите, а то я вас...
Клим наклонился к рядом сидящему Фокею:
— Тебя он из-за этих?
— Не. Под конец бережёт.
Следующая — жалоба купчихи. Умерший муж задолжал Строгановым. Его приказчик, вон тот, Иван, в погашение долга забрал всё хозяйство, а её с малолетней дочерью из дома выгнали. Ахий спросил:
— А с долгом рассчиталась?
— Нет. Он говорит, ещё восемь рублей...
— А тебе много должны?
— То-то и дело, что много. Только обещают отдать после весенних ярмарок.
Ахий принял решение без советчиков:
— Иван! Корову с молоком, мелкий скот, дом с утварью и кормом — вернуть. Пётр, этим должком ты займёшься. Помоги бабе долги собрать. Иди с Богом. — Когда за купчихой захлопнулась дверь, Ахий продолжал: — Ты, Иван, — дурак! Ободранную тобой купчиху приютят её должники. Зашумят: «Аника ограбил бабу!» И восьми рублей — не видать вам. Ты же, Петро, будь разумным: купчиху ублажи, помоги долги собрать и пусть с долгами рассчитается.