Старший брат царя. Книги 3 и 4
Шрифт:
— Что от меня надобно Климу, сыну Акима-воина?
— Брате, тебе многое ведомо. Не сердись на мои слова. А пришёл я к тебе по делу сердечному: греховно полюбил девушку Веру. Предложил венцом покрыть грех, она вместе с матерью исчезла. Я — вечный должник её, хотел бы разыскать и сказать ей это. Брате, где скрывается она? Зачем мучает и меня и себя?
— Давай рухлядь её.
Клим достал малую калиту с цветами, вышитыми Верой шёлком по коже, высыпал из неё пригоршню денег в чашу приношений и подал. В это время парень пошёл и потушил лучину, оставив
— Нету девушки Веры на этом свете. Нету.
— Как нету?! А где она?
— Мне дадено следовать путями живых, а она...
— Умерла? Давно? От какой болести? Ведь она не болела. У неё должен быть ребёнок!..
— Так, так, — разочарованно сказал Ильми. — А я смотрю — ты виновен в её смерти! Ан выходит: твои дети виноваты. А жаль!
— Чего ты жалеешь? Где мать Веры? Где ребёнок? Братче, буду век обязан.
— Не всё ведомо мне... — Он поднял руку, парень-лучинник начал зажигать лучины, ранее потушенные. — А теперь я тебя спрошу: ты, Одноглаз, убивал и сжигал зырян, остяков и татар, пришедших в Соль Вычегодскую?
Всё, что угодно ожидал Клим, но не такого вопроса. Он даже привстал от удивления:
— Вон оно что! Значит — это твоя работа, брат Ильми! Повёл на смерть и на казни несчастных!
— Брось, Одноглаз! Не я, а твой друг — Аника!
Клим искренне удивился:
— Это как же: сам на себя поднял народ? Не смеши!
— До смеха ль! Твой Аника грабит! И русских, и остяков, и зырян! Всех грабит, кабалит. От его приказчиков люди бегут с насиженных мест, с удобных земель. Никто не хочет жить в кабале... Вот и восстали!
— Знаешь, Ильми, я объехал много городов и весей на землях Строгановых и видел: многие кабальные живут лучше вольных.
— Не туда глядел и не теми глазами. Одним глазом глядел! Люди вымирают целыми посёлками! Вот и поднялись!
Ильми заметно возбуждался, Клим старался отвечать спокойно, однако ж понимал, что дело идёт к роковой развязке.
— Я сам разговаривал с пленными, видел убитых. И не заметил среди них умирающих от голода. Вот вьюки чужого добра у них видел.
— Нет греха — вернуть награбленное! А ты их огнём!
— Эти люди пришли с войной, мы вынуждены были обороняться. Если бы они победили, наших жён и детей...
— A-а! Жалеешь детей! Сто вёрст проехал узнать, где твои дети! А моего сына, мою надежду ты сжёг! Погубил! И я отомщу!
Ильми вскочил, поднялся и Клим:
— Опомнись, Ильми! Над дверью, в которую мы вошли, висит крест! А ты нарушаешь закон гостеприимства!
Но Ильми потерял контроль над собой. Он рвал на себе волосы и вопил:
— Закон предков: «Око за око, зуб за зуб!» А ты убийца!
Позади Ильми встали два сектанта с саблями наголо. Гулька шепнул: «В дверях ещё два». Клим ответил: «Спокойно, парень. Держись рядом». Ильми замолк, тяжело дыша, опустился
— Свяжите их и в подвал.
Двое сзади схватили Гульку. Двое других обходили скамью, намереваясь подойти к Климу. Он ждал именно этот момент. Теперь рванулся, схватил Ильми, перескочил через его скамью, и потащил сектанта в угол, где лежали лучины. Чаша с деньгами упала, тишину нарушил звон рассыпавшихся монет.
В следующее мгновение охранники опомнились и бросились на Клима. Первый уже настигал, Клим защитился от него чернявым и выхватил английский пистоль. Лучины затрещали под ногами, охранник замахнулся саблей, Клим выстрелил в него. Тот, бросив саблю, взвыл и повалился на пол. И вот тут загремел голос Клима:
— Ильми! Пистоль двуствольный! Следующий выстрел размозжит твою голову! Прикажи, чтоб отошли вон в тот угол! Ну! Раз!
Ильми, с ужасом заглядывая в тёмные дырки стволов, замахал руками:
— В угол, в угол!
— Теперь пусть освободят стремянного. Считаю до трёх: раз!
— Идиоты! Отпустите!
Гулька отмахнулся от охранников и подбежал к Климу, по пути подняв валявшуюся саблю. Клим, теперь уже спокойнее, сказал:
— Ребята! Я — старший вой Строганова. Мой приёмный сын сотник Фокей знает, куда поехал я. Если через день-два я не вернусь, он со своими людьми приедет сюда. От вашего скита останутся уголья, а от вас и того меньше. Сейчас мы уйдём отсюда. Если кто-либо из вас шевельнётся, это будет последняя секунда жизни вашего любимого Ильми Тойво... Эй, лучинник. Быстро поставь по паре лучин, чтоб светлее стало... И тише добавил: — Гуля, давай саблю. Держи пистоль. — Повернул Ильми. — Прижми ствол к его затылку. Вот так. Шевельнётся — стреляй. Ребята, всем ясно? А теперь смотрите! Кто тут?!
С последними словами он рванулся к шкурам на задней стенке, резанул сверху. Шкуры упали. Из-за них бросились на Клима два белых охранника. Клим, крикнув: «Не стрелять, Гуля!», рубанул ближайшему руку, тот уронил саблю, рубаха его порозовела. У второго выбил саблю и оттеснил обоих в угол. Оттуда вооружённые охранники успели сделать всего шаг, теперь поспешно отступили.
— Нет, — торжествовал Клим, — сабли на пол, быстро! А ты, — он легонько кольнул одного из стариков, — собери и понесёшь со мной. Ну, вот и всё, вояки! Ильми, прикажи, чтоб тебе вывели коня. Можешь взять себе спутника. — Клим взглянул на скитского главу и удивился: тот улыбался, видимо, окончательно взял себя в руки.
— Ещё не всё, Одноглаз! Как тебя называть? Клим или...
— Называй Климом! — повысил голос Клим.
— Ладно. Так вот, Клим, сын Акима, я ещё силу имею. Смотри.
Он отстранил руку Гульки с пистолем от своей головы со словами:
— Опусти, дурачок! А то кого пристрелишь ненароком.
Гулька послушно опустил пистоль, хотя на лице — выражение гневного протеста. Клим рванулся на помощь, но Ильми остановил его:
— Погоди! Ты тоже послушай меня: ты не поднимешь саблю, она тяжела для тебя! Верно?