Старт
Шрифт:
Наконец круглая полянка, покрытая невысокой травой. Именно здесь несколько лет назад старый тренер Григоров заканчивал главную часть кросса, который он ежедневно проводил с командой. Едва дыша, ребята станут в круг — «считаем пульс!» Тренер следит по часам. Пройдет минута — «стоп!» И каждый говорит количество ударов. Некоторые хитрят — объявляют цифру поменьше: пусть Григоров думает, что они прекрасно справились с нагрузкой. Дико никогда не делал этого, да и нужды не было — он был молод, тренировался регулярно, и сердцу было легко…
Почему он сейчас выбрал это место? Старая привычка? Он остановился на середине полянки — весь в поту, с трудом переводя дыхание, но при этом блаженно
Он возвращался медленным бегом, перемежая его время от времени короткими резкими прыжками. Все было, как тогда, только сердце, похоже, подводило его.
«И все-таки я еще молод, вот она — у меня в руках, моя молодость!» — Ему хотелось крикнуть эти слова в лицо кому-то неизвестному, чей насмешливый голос он будто слышал сквозь шум листвы…
После кросса он вспомнил об Эмиле. Почему именно сейчас? Наверно, потому, что когда-то они вместе бегали тут и радовались своей юности и силе… Надо обязательно сегодня же повидать его… Но эта мысль как-то сама собой растаяла, и он забыл об Эмиле прежде, чем вышел из леса.
На баскетбольной площадке ветеринарного института в это время, как правило, было пусто. Дико не хотел, чтобы кто-нибудь знал, что он тренируется дополнительно, поэтому выбирал уединенные места, а у ветеринаров, он знал, никто его не увидит и не побеспокоит. До десяти утра он отрабатывал здесь броски, ближние и дальние. Потом возвращался домой и отдыхал, Перед тем как лечь, он выпивал чашку какао и, увы, все-таки выкуривал две-три сигареты. Таков был его утренний режим. Отец в это время всегда бывал дома и готовил ему завтрак.
— Вчера я встретил Малинова, он спрашивал меня, что ты делаешь, тренируешься ли. Он был такой внимательный, любезный. Ну, я, конечно, порадовал его: ого, говорю, и еще как тренируется! Встает в семь, бегает кросс в лесу, отрабатывает броски…
— Ты… ты сказал ему это?! — Дико мгновенно вскочил с тахты, он был похож на разъяренную рысь. Старик ужасно удивился и даже чуть испугался:
— А… а почему я не должен был говорить? Пусть и они поймут, что ты не теряешь время…
— Неужто ты не понимаешь, что ты наделал!! Ты… ты… Ну зачем ты распоряжаешься мною как игрушкой?!
— Я все-таки твой отец! — Серые глаза отца холодно блеснули. Дико понял, что опять обидел Старика, но он был очень взволнован и не владел собой.
— Это не значит, что… Зачем нужно заранее объявлять им обо всем? На площадке… Там все будет видно… И чего ты хотел добиться? Ты думаешь, это тронет их? Перед кем ты откровенничал?! Я не хочу, чтобы обо мне говорили, понятно? Придет время — тогда посмотрим… А теперь пусть про меня забудут — вот чего я хочу!.. А ты, значит, ходишь к ним на тренировки? — Дико постарался придать своему вопросу язвительный оттенок, но голос предательски задрожал. — Браво, браво! Они выгнали твоего сына, выставили его на посмешище, а ты… Сказать тебе, что подумают они? Вот, дескать, посылает отца, может, передумают и возьмут обратно!.. У меня вообще такое впечатление, что тебе доставляет удовольствие унижать меня!.. — Дико больше не мог говорить, еще секунда — и слезы брызнут из глаз.
Старик покачал головой.
— Мне очень не нравится, что ты скрываешься здесь, как преступник. Мне кажется, тебе надо честно, открыто заявить: да, я тренируюсь, стараюсь, я понял свои ошибки и решил их исправить…
— Это что же, я должен заняться самокритикой?
— Именно так.
— И тогда они
— В наше, сегодняшнее… — с нажимом ответил Старик.
Дико лег на спину и подложил руки под голову.
— Послушай, папа, — уже мягче, чуть успокоившись, заговорил Дико. — Если не хочешь, чтобы мы с тобой ссорились, я очень прошу тебя — не ходи туда… Неудобно это, некрасиво…
— Ну хорошо. Думаешь, мне очень приятно ходить туда, когда тебя там нет? Но куда мне ходить? Посоветуй, пожалуйста! Ты до сих пор не догадался пригласить меня на тренировки вашей команды. Значит ли это, что ты стыдишься отца?..
В середине дня Дико вышел из дому и отправился по своему обычному маршруту: улица Графа Игнатьева — улица Раковского. Биги не сдержал слова, не позвонил, и теперь Дико решил медленно пройтись мимо кафе в надежде найти Биги там. Но выяснилось, что в последние дни никто Биги не видел. Может быть, он действительно подался в провинцию, как сказал один из его дружков — обитателей толкучки? А может, просто скрывается и ждет, чтобы Дико привык к мысли о том, что своих денег он никогда не получит? Дико был склонен принять второй вариант. Скорее всего Биги подговорил приятелей с толкучки и свое семейство и научил их, как себя вести при вторжении Дико. «Он уехал». — На звонок Дико вышла мать Биги, поблекшая женщина с морщинистым лицом, неровно покрашенными волосами, одетая неопрятно и не по возрасту крикливо.
— Куда он уехал и когда вернется?
— Не знаю, не знаю, он ничего не говорил мне.
Маленькие круглые глазки, совсем как у Биги, только мутные и усталые. Женщина норовила поскорее выставить Дико за дверь, глаза ее воровато бегали, и так же, как ее сын, она избегала смотреть собеседнику прямо в лицо. Врет она, все врет! Дико понимал, что на поимку Биги надо потратить несколько часов. Он отправился в кафе, сел и стал ждать. Но не прошло и десяти минут, как он почувствовал — разгуливаются нервы, накипает раздражение, в общем, обычная история. Он никогда не умел ждать. Ему казалось, что люди вокруг слишком пристально наблюдают за ним, а обитатели толкучки нагло суются прямо под нос и вопросительно заглядывают в глаза — нет ли у него и для них подходящего товара.
Напротив здания ВИТИЗа[1] компания собиралась обычно в обеденное время. Место было весьма удобное, полно студентов, народ снует туда-сюда и никто не мозолит глаза, а это крайне важно: и без того про них шла молва по городу, ползли сомнительные слухи. В полпервого уже нигде не было ни одного свободного места. Компания рассаживалась за столом у самого окна, мужчины не пропускали ни одной красивой женщины без соответствующих комментариев, все спорили о фильмах, листали иностранные журналы. Как-то Петьо принес сборник английского юмора. Но или он плохо переводил, или анекдоты были без соли, но Дико было совсем не смешно — он смеялся, чтобы не отстать от других и не показаться глупее…
Он заметил, что после случившегося компания стала иначе относиться к нему. Это его испугало. Раньше, чуть завидев его, все поднимались, здоровались, некоторые даже приветственно махали издали руками. Теперь они замечали его только тогда, когда он уже подходил к столу, и не считали нужным ради его прихода прекращать разговор даже на миг. А может, это ему только казалось? Ведь они такие снобы, а он теперь не член национальной сборной, и вообще никто…
В полвторого обед был кончен, и компания разбрелась — до вечера. Дико не мог бы сказать, что провел это время приятно, но, оставшись в одиночестве, он снова ощутил тоску и пустоту внутри — ему очень не хотелось идти домой…