Старуха 5

Номен Квинтус

— Ночью? Сама за рулем?

— Ну сюда же я доехала, так что не дергайся. Вот, уже солдатики подъехали, так что приступай к работе: у тебя это будет самым важным делом в этом году. И я не шучу… А на этикетке укажешь: музыка Александрова, слова Лебедева-Кумача, «Священная война». Все, работай…

Когда Вера вышла из студии, Василий Иванович повернулся в Александру Васильевичу:

— Она что, на самом деле думает, что это мы сочинили? У моего варианта с этим общего разве что буквы русского алфавита!

— А у моей музыки — те же семь нот…

Миша, который услышал

их разговор, поспешил товарищей упокоить:

— Я думаю, что Вивальди тоже не сразу узнал бы свое «Лето» в Верином исполнении, а уж Бетховен вообще, наверное, и подумать не мог, что на его Вторую симфонию так хорошо ляжет старинная итальянская детская страшилка. Старуха всегда так: берет простые вещи, разные и вроде друг с другом несочетаемые — и делает из них конфетку. И не только в музыке…

В среду в два с копейками Вера пришла в Кремль и направилась в кабинет Сталина. Александр Николаевич при виде ее, одетой в балахонистое платье, вскочил:

— Вера Андреевна, сейчас там проходит совещание военного совета…

— На него и пришла, я же зампред ГКО, у меня работа такая — по военным советам заседать.

— Но вы…

— Сейчас, товарищ Поскребышев, у нас война, и некоторые изменения внешнего вида не дают мне оснований от работы отлынивать. Тем более, что некоторые вопросы, которые на этом совещании рассматриваются, меня непосредственно касаются.

— Я не думаю, что…

— Я думаю, и этого достаточно.

Когда Вера ввалилась в кабинет, сидящие вокруг стола военные на нее покосились очень неодобрительно, а Иосиф Виссарионович, если и хотел что-то по поводу незапланированного визита сказать, сделать это просто не успел: Вера, быстро оглядев собравшихся, заговорила первой.

— Судя по коллективу, сегодня вы обсуждаете наши провалы на фронте, из-за которых половину тут собравшихся было бы хорошо расстрелять. Но расстреливать мы никого не будем — просто потому, что хватит нам и тех покойников, которые героически Родину защищали, но погибли в боях.

— Вера Андреевна! — все же Иосиф Виссарионович решил сказать свое веское слово.

— Я думаю, сейчас не время обсуждать, кто виноват, а нужно решать, что делать. Потому что товарищ Жуков героически на Украине просрал все полимеры, и, чтобы у нас по этой части хоть что-то осталось, я предлагаю начальником КОВО назначить генерал-лейтенанта Ватутина. А Жукова отправить в тыл, руководить обучением мобилизованных товарищей. Потому что в КОВО его держать было бы в корне неверно: товарищ Жуков хоть и исполнителен, но туп. Однако он туп, но исполнителен, и под его руководством формирование новых частей из мобилизованных пойдет быстро и качественно.

Жуков покраснел от злости, вскочил — но сказать ничего не успел, так как Иосиф Виссарионович задал Вере вопрос:

— То есть вы считаете, что товарища Жукова можно не расстреливать?

— Пока — да, можно. Пока мы не подсчитали, сколько бойцов погибло из-за рукожопости руководства КОВО. А если он к тому времени покажет, что хоть подготовкой новых бойцов он руководить способен… ну нет у нас в достатке нормальных генералов, так что пусть хоть так пользу

приносит.

В ответ на эту реплику Сталин лишь хмыкнул: он уже давно привык к Вериным «закидонам», но вот большинство командиров РККА, сидящих в кабинете, все сказанное приняли вполне себе всерьез.

— И вы считаете, что товарищ Ватутин…

— А в помощь ему товарища Кирпоноса отправим, там одному человеку с творящимся бардаком справиться будет ой как не просто. Ну а вдвоем… Михаил Петрович тоже не пальцем делан, с Николаем Федоровичем они порядок там быстро наведут.

— Боюсь, что вы слишком уж оптимистично на наше положение смотрите, — не удержался заместитель Шапошникова, — и, скорее всего, просто не знаете еще, что утром в войну против нас и Венгрия вступила.

— Даже так? Ну что же… приказ будет простым: венгров в плен не брать. Румын, кстати, тоже, а защищать Родину от румынов стоит отправить товарища Толбухина.

— Это почему? — все так же, с легкой усмешкой на губах, поинтересовался Сталин.

— Нравится мне Федор Иванович, вот почему. Нравится то, как у него в дивизии бойцы быстро освоили новую технику: у него, пожалуй, единственного из нынешних комдивов, каждый боец умеет автомашину водить или мотоцикл, а каждый третий, если не каждый второй, и с танком справится. Я ему передам пару сотен «терминаторов», с ними он румыну покажет русскую народную кузькину мать.

— Довод веский, но Толбухин сейчас на Кавказе…

— Лазарь Моисеевич, если мне склероз не изменяет — а мой всегда при мне — обещает дивизию, причем любую, аж с Урала до фронта за два дня передислоцировать. А тут все же поближе будет.

— Вера Андреевна, вы закончили?

— Ну, почти. Я просто пришла сказать, что очень сильно возражаю против любых необоснованных наказаний наших генералов. Я даже против того, чтобы их в угол ставили и конфетку отнимали, а уж по поводу расстрелов… если надо будет, я сама кого угодно расстреляю, но сейчас этого делать точно не следует. Так что просьба у меня: захотите кого-то расстрелять — просто передайте товарища мне… на опыты. И я решу, что с таким товарищем делать.

— Мы учтем ваше… пожелание.

— Это не пожелание, а приказ зампреда ГКО. Причем — с тремя решающими голосами, так что у меня теперь всегда решающее большинство в ГКО будет.

— И с чего это у вас три голоса? — Сталин уже чуть не в открытую смеялся.

— А вот с чего, — Вера погладила себя по животу. — Трое нас тут, я и вот эти двое… Ладно, приказ отдала, пошла я: душновато тут у вас, а еще и накурили. Но вы — учтите!

Когда Вера вышла, Сталин, стараясь не улыбаться, заметил:

— Ну ладно, посмеялись — и хватит, займемся делом.

— А я, пожалуй, поддержу предложение Веры Андреевны, — сказал Борис Михайлович, — под руководством товарища Ватутина план обороны на Украине и разрабатывался, так что пусть он его и воплощает. И товарища Кирпоноса заместителем его назначить стоит, он среди бойцов и командиров большим авторитетом пользуется…

Через полтора часа, когда совещание закончилось и его участники покинули кабинет, Борис Михайлович подошел к Жукову и тихо сказал: