Старуха 5
Шрифт:
И Ватутин операцию повел по той же методике, свято блюдя один из тезисов речи Молотова в первый день войны: каждый невыпущенный по врагу снаряд — это жизнь одного нашего бойца, а поэтому снарядов для врага и тут не жалели. Вот только Иосиф Виссарионович на очередном совещании Ставки поинтересовался у Лазаря Моисеевича, выглядевшего немногим лучше какого-нибудь зомби:
— Ты вообще хоть когда-нибудь спишь?
— На том свете отосплюсь… знаешь, я начинаю все больше уважать это девчонку.
— А раньше не уважал?
— И раньше уважал, но сейчас чувствую, что недостаточно. Ты только подумай: мы, мужчины, через войны прошедшие, думали
— Да уж… у нее давно бзик такой: все в секрете держать. Была бы ее воля, она бы и картошку засекретила. Но, с другой стороны, враг ведь тоже ничего про её запасы вызнать не смог — а результат мы теперь каждый день видим.
— Видим… Сосо, а вот товарища Ватутина как-то попросить ускориться можно? Венгры на Украине сейчас такое творят…
— Товарищи Ватутин и Кирпонос делают все, что могут, и мы не можем… мы даже права не имеем просить их наступать быстрее. Потому что быстрое наступление — это сильное увеличение наших потерь, так что мы жизни людей уж лучше разменяем на дополнительно потраченные снаряды. Сам же только что сказал, что снарядов у Старухи много, тебе их только перевезти нужно вовремя. Но ты вроде справляешься… и все же найди время выспаться. Ты нам сейчас на этом свете нужнее…
Третья часть плана имени полярной лисички начала осуществляться двадцать второго июня наступлением армии Конева из Белоруссии сразу в двух направлениях: от Гродно в сторону Кенигсберга и от Бреста в сторону Варшавы. Впрочем, в германском генштабе замыслы Генштаба советского похоже разгадали — и фашисты с невероятной скоростью стали выводить свои войска из Литвы. Так что на северном направлении товарищу Коневу пришлось буквально проламываться через постоянно подводимые части (в подавляющем большинстве состоящие из французов и поляков) и продвижение шло довольно медленно. А в Варшавском направлении новые войска особо и не подвозились, но тут уже «местное население» весьма активно стало в армию фашистов записываться. Впрочем, против Ватутина тоже все больше «туземцев» воевать начинало — правда, Николай Федорович не смог не заметить, что чехов все же в германской армии появилось немного, а словаков — вообще практически не было. Но сам факт он в тайне держать не стал.
И когда Вера все же «выкроила часок» и зашла на предмет «выяснения обстановки» в Иосифу Виссарионовичу, Сталин ей и об этом рассказал. На что Вера лишь хмыкнула:
— Ну кто бы сомневался! Но я про другое узнать зашла, тут, по слухам, товарищ Ким Ирсен в Москве скоро появиться обещался, мне бы с ним поговорить…
— О чем? — с сильным подозрением в голосе поинтересовался Иосиф Виссарионович.
— Да так, о пустяках
— Сама же все производства повернула для выпуска военной продукции.
— Ну да, но… мы тут с мужем поговорили: он же станочник, и он сказал, что учебные станки полуигрушечные, которые мы по ФЗУ распихали, относительно малой кровью можно превратить во вполне годные станки — но работать-то на них некому. То есть дети-то в три смены работать не могут, а вот если товарищ Ким нам пришлет тысяч несколько… десятков тысяч, своих, уже взрослых учеников, то и ему хорошо, и нам польза. Я бы еще с товарищем Мао на эту тему побеседовала бы, но он далеко, а Ким должен в Москву вот-вот приехать, самое время с ним мне побеседовать.
— Послезавтра он приедет, тебе сообщат. И ему передадим, что ты с ним побеседовать хочешь. Но — не знаю, он-то вроде только свои дивизии нам представить едет…
— Да я с ним быстро поговорю, сама же не могу надолго из дому уходить. А ему скажите, что я вроде придумала, как ему с продовольствием еще больше помочь, в смысле, как он сможет продуктов гораздо больше выращивать… То есть я думаю, что придумала, но некоторые детали мне нужно уточнить.
— Хорошо, у тебя всё?
— На сегодня — да, но вот по поводу того, что вы мне новенького рассказали… я еще отдельно зайду, но сначала подготовлюсь…
В рейхсканцелярии фельдмаршал фон Клюге мирно беседовал с федьдмаршалом фон Вицлебеном, и лица обоих собеседников были мрачнее тучи.
— Канарис, чтоб ему черти в аду покоя не давали, разведку провалил полностью: мне сегодня утром сообщили — из шведских источников, с предметом более чем знакомых, что русские сейчас выпускают на своих заводах полмиллиона только крупнокалиберных снарядов в сутки. И порядка двухсот пятидесяти тысяч мин для минометов — и это не считая адских русских ракет! А сейчас на фронте появились эти ужасные самоходки с пушкой в сто двадцать миллиметров…
— Боюсь, Гюнтер, что шведы тебя обманывают, — с такой же мрачной рожей ответил Вицлебен, — судя по тому, что творится на фронтах, у них дневной выпуск снарядов скорее миллионами исчисляется. А нам даже ответить нечем, и я не про производство боеприпасов говорю. На той неделе наши солдаты сумели захватить этот русский маленький танк под названием «Терминатор» — и оказывается, что у этой малютки лобовая броня толщиной в сто миллиметров! Ее вообще ни одна наша пушка пробить не может даже с двухсот метров, а этот чертов танк из своего сорокамиллиметрового автомата эту нашу пушку превратит в металлолом более чем с полукилометра. А что они творят с нашими панцерами… пятый они сжигают на расстоянии свыше двух километров, даже с трех. Я думаю, что в таких условиях лучшее, что мы можем сделать — это прекратить эту чертову войну.
— Эрвин, и как ты только до такого додуматься смог? — очень ехидно ответил «и. о. канцлера». Вот поэтому тебя и выбрали лишь главнокомандующим, а пост канцлера мне предложили. Я уже через этих самых шведов пытаюсь договориться с русскими о перемирии и проведении мирных переговоров.
— А почему не через Швейцарию?
— Я же говорю: ты лучший главнокомандующий, но дипломатия — это явно не твое. У шведов с русскими налажено очень тесное взаимодействие, официальная почетная гостья Густава занимает один из высших постов в русском правительстве.