Старые девы в опасности. Снести ему голову!
Шрифт:
Аллейн понял, что его твердо решили выпроводить и сопротивление бесполезно.
– Огромное спасибо, – сказал он. – Должен извиниться за назойливость, я позволил себе увлечься и злоупотребил вашим терпением. Однако уверен, что моя машина появится с минуты на минуту, к тому же мне непременно нужно отдать новые распоряжения шоферу. Если бы я мог обождать здесь, среди этих великолепных книг, я бы никому не помешал.
Это была смелая выходка, и Аллейн не знал, как к ней отнесутся хозяева. Им определенно не терпелось остаться наедине. После секундного колебания Баради произнес что-то о трудностях и хлопотах и добавил, что если мистер Аллейн извинит их, они хотели бы переговорить с мистером Обероном – необходимо
Через две секунды после того, как за ними закрылась дверь, Аллейн уже стоял перед планом. Стандартный средневековый орнамент – герб, коза и большое количество завитушек. Рисунок делился на две основные части: вертикальная проекция, выглядевшая так, словно передняя стена здания была удалена, и очень сложный обстоятельный план. Потребовалось бы не менее часа, чтобы изучить его во всех подробностях. Сосредоточившись, да так умело, что сам мистер Оберон позавидовал бы ему, Аллейн сконцентрировал внимание на основных направлениях запутанной конструкции. Большие комнаты и почти все спальни располагались на уровне библиотеки. Выше замок превращался в замысловатую систему коридоров, соединяющих башни с бойницами. Этажом ниже начиналась главная лестница, она пронизывала все последующие уровни, на каждом из которых располагались лабиринты комнат, становившиеся все меньше по мере приближения к основанию замка, пока наконец где-то под железной дорогой не приобретали размеров тюремных камер. Видимо, таково и было их предназначение на протяжении нескольких сотен лет. Для постройки этого огромного несуразного лабиринта не пришлось преодолевать сопротивление камня, замок точно следовал контурам горы. «Архитектурный компромисс», – подумал Аллейн и вплотную занялся одной из комнат и ее положением относительно остальных.
Комната располагалась прямо под библиотекой, рядом находилось помещение без окон. Аллейн вспомнил силуэт замка, каким он его увидел ранним утром при лунном свете. В заинтересовавшей его комнате было продолговатое окно, которое скорее уходило в пол, нежели поднималось к потолку. Аллейн прекрасно помнил форму освещенного окна, привлекшего тогда его внимание.
Если мистер Оберон и его гости действительно сейчас были заняты чем-то вроде эзотерической физзарядки, как утверждал Баради, возможно, имело смысл рискнуть. Сочинив на всякий случай парочку вполне правдоподобных отговорок, Аллейн бросил последний взгляд на план, выскользнул из библиотеки и легким шагом начал быстро спускаться по винтовой лестнице, той, что наверху заканчивалась садом на крыше.
Он миновал лестничную площадку с запертой дверью и тремя узкими окнами. Лестница завернула вниз, к более просторной площадке, от которой направо вел коридор, устланный толстыми коврами. На противоположной от лестницы стороне находилась дверь. Через несколько шагов – еще одна. Именно ее и искал Аллейн.
Он постучал, ответа не последовало. Аллейн тихонько повернул ручку и, слегка приоткрыв дверь, заглянул в комнату. Его взору предстала стена, увешанная шелковыми гобеленами, посередине которой висело какое-то большое колесо. В дальнем конце комнаты находилась ниша с установленным в ней экзотического вида диваном. Аллейн распахнул дверь и вошел в комнату.
Выяснилось, что до сих пор он видел лишь половину комнаты мистера Оберона – полному обзору мешало громадное зеркало, привинченное к полу под углом сорок пять градусов относительно стены напротив него. Аллейн пока не стал преодолевать эту преграду, – его внимание привлек дальний угол комнаты. Там находилось нечто вроде алтаря, покрытого богато расшитым покрывалом и украшенного серебряной пентаграммой, бронзовым подсвечником и большой хрустальной штуковиной, напоминавшей солнце в ореоле солнечных лучей. Позади алтаря была дверь, ведущая, как предположил Аллейн, в комнату без окон, которую он заметил на плане.
Он двинулся вперед, намереваясь обойти зеркало и осмотреть другую часть комнаты.
– Принеси молитвенное колесо, – вдруг раздалось из-за зеркала.
От неожиданности Аллейн едва не подпрыгнул на месте. Он посмотрел на дверь. Если никто не видел, как он вошел, значит, никто не заметит и того, как он выйдет. Он направился к двери.
– Я у Третьих Врат Вечности и не должен открывать глаз. Молчи. Принеси молитвенное колесо. Поставь передо мной.
Аллейн вернулся.
По другую сторону зеркала прямо на полу сидел абсолютно голый мистер Оберон с прижатыми к глазам ладонями. За ним находилось продолговатое окно, прикрытое шелковой, почти прозрачной занавеской с изображением солнца.
Аллейн снял со стены молитвенное колесо. Сплошь покрытое резьбой, с многочисленными цилиндрами, оно было настоящим произведением искусства. Он поставил колесо перед Обероном.
Когда Аллейн вновь оказался у двери, кто-то властно постучал. Он прижался к стене, дверь распахнулась и больно ударила его по плечу. Он услышал быстрые шаги, замершие в глубине комнаты, а затем голос Баради: «Где ты? Ах, ну да, где же еще ты можешь быть! Послушай, нам нужно поговорить».
Судя по всему, Баради находился за зеркалом. Аллейн выскользнул из-за двери и метнулся в коридор. Бесшумно взбегая по лестнице, он услышал, как Баради запер дверь.
На верхней площадке никого не было. Аллейн шагом вернулся в библиотеку, его отсутствие длилось пять с половиной минут.
Он достал записную книжку и сделал беглый набросок комнаты мистера Оберона, с особой тщательностью отметив расположение молитвенного колеса на стене. Затем он принялся перебирать в памяти детали обстановки комнаты, стараясь ничего не упустить и все запомнить. Этим он и был занят, когда дверная ручка медленно повернулась.
Аллейн выдернул из ближайшего ряда книг экземпляр основополагающего труда Монтагю Саммерса о колдовстве. Он был явно увлечен чтением, когда в библиотеку вошла женщина.
Аллейн оторвался от книги, поднял глаза и понял, что его попытка сохранить инкогнито потерпела полный провал.
– Кого я вижу? Родерик Аллейн! Какими судьбами? – воскликнула Аннабелла Уэллс.
Глава 5. Исчезновение Рики
1
С Аннабеллой Уэллс Аллейн познакомился несколько лет назад на трансатлантическом лайнере. На корабле только о ней и говорили, но кинозвезде, похоже, было в высшей степени наплевать на людскую молву. В течение четырех часов она с нескрываемым интересом, чуть ли не в упор, разглядывала Аллейна, а затем прислала к нему секретаря с приглашением выпить. Сама она то и дело прикладывалась к рюмке и, возможно, как показалось Аллейну, не чуждалась наркотиков. В ее обществе Аллейн чувствовал себя не в своей тарелке и был рад, когда она вдруг перестала обращать на него внимание. С тех пор он изредка встречал ее на судебных процессах, сидящей в зале суда, словно в театре. Актриса, по-видимому, любила побыть в роли зрителя и говорила Аллейну, что страстно интересуется криминалистикой.
На английских подмостках впечатление от блестящей игры Аннабеллы Уэллс несколько подпортили слухи о ее буйных эксцентричных выходках, но в Париже, особенно на площадках киностудий, она по-прежнему считалась одной из самых великих. Она сохранила красоту, хотя и в несколько помятом виде, а также индивидуальность, которую нельзя было сбросить со счетов, даже если бы все ее прелести окончательно увяли. Перед Аллейном предстала яркая и все еще обворожительная женщина.
Аннабелла протянула ему руку и одарила фирменной «улыбкой мятущейся души».