Стасик
Шрифт:
Посмотреть было на что: у одного весь подбородок в засохшей крови и набухающий фингал под глазом, у других лица были чернее грима Высоцкого в фильме про арапа Петра Первого. Отмывались, хохотали, успокоились.
– Ну что, спать? – предложил уставший от приключений Стасик.
– Идите, я ещё тут посижу, – отказался Витёк, а Игорь спросил:
– Тебе пива не хватало, что ли? Чего попёрся в это Клёпово?
Герою вечера совсем не хотелось объяснять честный мотив своей отлучки на станцию, обернувшейся лихим приключением, но уж больно тепла и приятна была летняя ночь, замечательны и отважны
– Стрельцовой я ходил звонить, – помолчав, признался Стасик больше в сторону Вити. – Всё, она больше на тебя не сердится, сказала, чтобы приходил, что всё будет как раньше. Вот так.
Игорь повёл плечами, словно на улице похолодало, а Витёк спросил странным голосом:
– И что ты ей сказал?
– Да ничего особенного. Что тебе плохо сейчас, что ты без неё не можешь, что вам обязательно нужно помириться и тогда всё станет очень хорошо. Вика согласилась. Больше ничего.
Стасик ел уже почти остывшую картошку, макая её в соль, костёр выбрасывал последние синеватые языки пламени, яркий фонарь полной Луны рисовал по саду чёткие тени от раскидистых яблонь.
– Ладно, я спать, – встал и потянулся Игорь.
– Подожди, – остановил его Витя. – Сядь.
Стасик принялся чистить от твёрдой чёрной корки вторую картошку.
– Вкусная? – спросил Витька.
– Ага, – ответил Стас.
Игорь рисовал веткой узоры на покрытой пеплом землёй под ногами.
– Кто тебя просил? – голос у Отчалова был незнакомый, севший. Он даже откашлялся дважды.
– Никто, я сам, – гармония мира вокруг Стасика вдруг начала болезненно трещать. – Всё же хорошо, Вить. Всё нормально будет у вас с Викой.
– Потому что ты договорился, – Витёк не спрашивал, он утверждал.
– Ну да, можно и так сказать.
Игорь сломал прут, бросил его в огонь.
– Да что не так-то? – окончательно запаниковал Стасик.
– Экий ты болван, – заметил Игорёк и добавил. – Да, пива бы сейчас ещё.
А Витя не смотрел на Стаса, отвернувшись в сторону беседки. Так затылком и сказал:
– Она же решила, что это я тебя попросил позвонить. Я, понимаешь? Сам. Взял и попросил.
Повернулся, смотрел на почти потухший костёр. Добавил:
– А я не просил, но она мне не поверит.
Стасик вдруг понял, что исправить ничего уже невозможно. Витёк наконец посмотрел в глаза и сказал уже почти обычным голосом:
– Не делай так никогда больше. Ладно?
– Я понял, – сквозь накатившее отчаяние ответил Стасик. – Никогда.
– Вот и хорошо. Ладно, парни, пошли спать.
И они пошли спать под треск ночных сверчков и дальний шум бегущих в ночь поездов. Под утро Стасику приснилась Вика Стрельцова, только она была чешкой и позировала для пивной этикетки, про которую рассказывал Игорь. Кажется, Игорь сам её там и фотографировал.
Утро было как утро, да и день был как день, когда друзья дождались электрички в город на платформе Клёпово в окружении тесной толпы дачников с их вечными вёдрами и хозяйственными сумками на колёсиках. Двери, строго зашипев, открылись,
Уже в шаговой доступности ступеней электрички Витёк притянул к себе голову Стаса и прошептал на ухо: «Я Вике честное слово дал, что не расскажу, но деваться некуда, пока ты, идиот, ещё чего не учудил. Она тебя любит, а не меня. Так прямо и сказала. Всё, будь здоров».
Витька ловко ввинтился в голову параллельного пассажиропотока и поднялся в дверь соседнего вагона. Игоря со Стасиком толпа тоже разделила десятком тётушек, громко делившихся до города своими достижениями на ниве точных сроков высаживания рассады и ценами на навоз, совершенно безбожными этим летом, совершенно.
Глава 4. Люсинда
– Вешайтесь, духи, – Фрол грозно отложил ложку на край сковородки. – Вас мама не учила картошку жарить? Ты сам попробуй, Студент.
Стас попробовал, пожал плечами: ну, сыроватая чутка, да и хрен с ней, всё равно вкусная. Фролу лишь бы построжиться, хлебом его не корми, а хоть бы и жареной картошкой с тушёнкой.
– Да ладно, горячая зато.
– Не, сырая, – согласился с младшим сержантом Фроловым дедушка Пистон. – Пять минут вам довести до ума. И сахар неси, чушок, чего ты нам тут песок подсунул.
Дневальные по кухне метнулись к столу исправлять выявленные стариками косяки. Один подхватил чугунную сковороду с картошкой, другой забрал стеклянную литровую банку с сахарным песком. На покрытом клеёнкой столе сиротливо остались бутылка самогона в окружении трёх гранёных стаканов и тарелка с нарезанным хлебом – хоть здесь салабоны не накосячили, подали исключительно горбушки, как и положено.
– Стоять! – Стас ухватил духа за некогда белый полухалат, являвшийся обязательной формой одежды дневального по столовой и кухне. – Вначале стол протрите, липкий весь.
– Щас, – понятливо кивнул молодой. – Я полотенцем, быстренько. Смочу только.
Он по-вологодски растягивал букву «о», и фамилия у него была какая-то дурацкая: не то Чёртов, не то Чертков. Будет Чертилой тут, к бабке не ходи. А у второго погоняло Лысый уже устаканилось за первый месяц службы – вроде бы странно звать человека с фамилией Лысенко как-то иначе. Вряд ли Фрол с Пистоном помнили фамилии дневальных, которые ещё и прозвища в роте толком не заслужили, но Стасику, как писарю при штабе, волей-неволей приходилось запоминать ненужное.
– Давайте пока под хлеб, – ефрейтор Саня Пистунов, уже разливший первую дозу, щедро натёр горбушку крупной солью, пропел на мотив «Дня Победы». – «Мы свой дембель приближали как могли». Поехали, пацаны.
Сдвинули стаканы, опрокинули. Тут как раз и духи подоспели: Лысый пошоркал стол мыльной тряпкой, насухо протёр полотенцем, выставил коробку с рафинадом, Чёрт подал дымящуюся сковороду.
– Свободны, – распорядился Фрол. – Чай заварите там, только попозже, я скажу когда.
И дневальные дематериализовались из подсобки в соседнее главное помещение кухни – к котлам на плитах и горе картофельных очисток в мусорном баке.