Стасик
Шрифт:
– Оба ко мне! – повысил голос младший сержант Фролов.
Духи материализовались в подсобке. У обоих лиловели шишки на лбах от фроловского перста возмездия, но других заметных изменений портреты дневальных после свидания с Фиником не претерпели.
– Доклад по форме, – отдал приказ старший по званию среди присутствующих и ткнул пальцем в Лысого. – Ты.
– Ну, мы, когда дверь открывать шли, договорились, что если дежурный на кухню пойдёт, то я с ним, а Серёга питьевой бак опрокинет, – заторопился объяснять молодой. – Так и сделали.
– Товарищ младший сержант, – напомнил Пистон.
– Так и сделали, товарищ младший сержант, – поправился Лысый.
– Кто эту хрень придумал? – спросил Стас.
Дневальные молчали,
– Я, товарищ рядовой.
Деды взоржали: «товарищем рядовым» Стасика в роте ещё никто не называл.
– Ну и молодец, – невозмутимо дал оценку сметливому бойцу «товарищ рядовой». – Зачёт тебе. Обоим зачёт. Чай несите и масло.
Счастливые салабоны ушмыгнули за дверь. «В людскую», – вытащило зачем-то подсознание одну из забытых странных метафор студенческой молодости Стаса. В «барской» же расслабленные мужчины последнего срока службы в очередной раз вернулись к существенному разговору.
– Вот здесь набьёшь, – Фрол демонстрировал ефрейтору оголённое плечо. – Чтоб отсюда и досюда.
– Ну вот на хрена она тебе? – в сотый раз пытался отказаться штатный татуировщик роты Пистон. – В прошлый раз же решили, что я тебе лучше «эфку» набью, как у Гиви. И от чеки по кругу «Урал…». Как там дальше, Студент?
– «Урал. Годы. Жизнь. 1996–1998».
– Ну. Красиво же, – подтвердил ефрейтор.
– Передумал, не хочу. Я лучше Стасика послушаюсь.
Этот спор длился уже второй месяц. У Лёхи Фролова в его почти добитом экономикой свободной России совхозе «Подгорский» жила подруга Людка, почтальонша на несколько окрестных деревень, которая обещала на проводах ждать его два года. И Фрол решил перед дембелем отблагодарить её за верность слову лёгким членовредительством в виде красивой татуировки «Люсинда», которую он хотел то на кисть, то на грудь, теперь вот решил на плечо.
И всё бы ничего, только пару месяцев назад младший сержант случайно встретил в чипке земелю из артполка, который и сообщил, что Люська живёт с новым зоотехником, приехавшим из района уже после прибытия Лёхи в гвардейскую Краснознамённую 164-ю мотострелковую дивизию. Тогда Фрол передумал и заказал Пистону трафарет гранаты, с соответствующей надписью, придуманной Студентом.
Но в назначенный день праздничной экзекуции организма Лёха получил письмо, где Людмила называла зёму из артполка «завистливым козлоёбом», выдумавшим всё от начала и до конца за то, что она ему не дала прошлой осенью на свадьбе у Ленки-продавщицы из Рухлово, а зоотехник новый в городе учился и на местных смотрит свысока, да и не интересен он ей, заморыш, она своего Лёшеньку ждёт не дождётся, и пусть он никого не слушает, а служит хорошо и спокойно, потому что впереди у них долгая счастливая жизнь, и что если у кого и появился кто новый, так это у учителки Ритки теперь роман с бригадиром Стосовым, который жену бросил с двумя детьми, – ну, там дальше неинтересно.
И Фрол снова решил украсить себя «Люсиндой», но Саня Пистунов решительно отказался, сообщив, что знает он этих баб: им наврать – что масло в картере поменять, и потому не желает, чтобы Лёха потом сводил себе ставшую ненавистной татуировку, поскольку любому мастеру жалко, если его творение отправляют на свалку истории. И младший сержант Фролов вновь вернулся к теме гранаты Ф-1, но Пистон заступал в караул, и торжественный процесс нанесения графического изображения на кожу подопытного организма был отложен на пару дней.
А потом друзья посвятили в сложную жизненную коллизию Студента и потребовали от него, как человека в высшей степени образованного и читавшего «Ромео и Джульетту», помочь Фролу сделать окончательный выбор между романтикой любви и романтикой арсенала противопехотного оборонительного боя.
Студент вспомнил светлый образ своей одногруппницы Юли Жмейчик, вышедшей замуж в самом начале второго курса за тупого гандболиста Кравчука, и так и не узнавшей о тайной в неё влюблённости
– Примерно так, – завершил свою мысль философ второго года службы, выбросив бычок в центральную круглую урну солдатской курилки.
– Зашибись ты умеешь, Стасик, – одобрил вербализацию сути межгендерных отношений младший сержант Фролов. – То есть ты точно уверен, что Люсинда не дала этому зоотехнику?
Стас подумал, что армия действительно высокая школа жизни, но не стал возражать по существу:
– Точно. Зря переживаешь.
Он действительно верил, что неизвестная ему Людмила из села Подгорское честно ждёт из армии Лёху Фролова, потому что при прочих равных всегда нужно выбирать оптимистический вариант, чем загоняться в тревожные чёрные мысли. Тем более в условиях, когда человеку взять в руки автомат, как два пальца о замок оружейной комнаты, хотя Фролу хватило бы и одного. Так что лучше так, чем эдак.
– А я не согласен! – упёрся чёрствый к человечеству Пистон. – Гуляет твоя Люська там направо и налево, зря ты зёме своему не веришь. Вон кого хочешь из роты возьми, каждый тебе такую историю расскажет. И все «эфку» хотят, а не баб этих. И я тебе гранату согласен набить хоть завтра, достал ты меня со своей Люсиндой.
– А вот так? – спросил Фрол и взял двумя пальцами Санину ладонь.
Пистон скривился от боли, но от правды жизни не отказался. И тогда Стасик с младшим сержантом стали вдвоём рассказывать ефрейтору о том, что нужно лучше думать о людях, что Людмила хорошая и верная баба и что все зоотехники козлы, в кого ни плюнь. И Пистон почти уже с ними согласился, но к курилке приближался нетрезвый с обеда начштаба батальона, и военные от греха подальше срочно покинули узаконенное уставом место перекура рядового и сержантского состава.
Тем временем чай деды уже допили, бутерброды с маслом оставили дневальным в знак поощрения за приключение с капитаном Малинкиным, а дискуссия на тему «граната против Люсинды» так и не пришла к резюмирующей части. И тут Фрол решил обратиться за помощью к коллективу.
– Духи, ко мне! – воззвал он в пространство.
Молодые срочно предъявили старослужащим помятые заспанные лица.
– Взяли табуретки, сели в ряд, – дневальные аккуратно исполнили непонятный, не сулящий ничего доброго приказ. – Раскрыли уши, слушаем. Будете этими, как их, которые в суде…
– Присяжными, – понял идею Стас.
– Вот именно, – подтвердил Фрол, отметая лёгкую панику духов. – Это у нас будет прокурор, это адвокат. И не ссыте, никто вас тут сегодня пальцем не тронет. Поехали. Начинай, Пистон.
Дедушкам понравилось свежее весёлое развлечение, придуманное младшим сержантом.
Вначале выступил с обвинительной речью Саня Пистунов, сообщивший высокому суду о низком, сука, моральном облике гражданских женщин вообще и почтальонши Людмилы в частности. Отдельно прокурор остановился на непревзойдённой элегантности изображения ручного метательного боезаряда Ф-1 в противовес сложности нахождения портретного сходства по фотографии посредством несовершенной татуажной машинки, изобретённой из механической бритвы «Спутник», и что некоторые не ценят труд художника, а наоборот, обещают потом вырвать ему, блядь, руки и нанести прочее членовредительство, ну пусть сами тогда берут и делают, и понятно, что граната на плече всяко красивше, чем чей-то портрет, потому что «эфка» навсегда, а женщины не вечны в жизни любого мужчины, сами подумайте.