Status in statu (Государство в государстве)
Шрифт:
– …Тогда ты попадёшь в Ад! У нас в основном вся литература и всё искусство основаны на односторонней морали и идеологии всеобщего духовного рабства. Это правителям выгодно держать людей в рабстве, поэтому они и поддерживают все эти нелепые религиозные культы, заставляя простых людей всю жизнь пахать на призрачные материальные блага.
Вот и навязывают людям религиозный дурман, и ведут якобы к спасению… А кто-нибудь видел хотя бы одного спасшегося?... Все видят только мёртвых… А живых от рождения до смерти зомбируют и навязывают им какую-нибудь религиозную обузу… Кого только нет… Христиане,
– Увы, Гера, – засомневался Иван. – скорее всего никогда.
– Надо, дорогой Ваня, надеяться на лучшее. Возьми-ка ручку и листок бумаги и запиши… так, на всякий случай… Мало ли что!
В каждой рожице убогой –
Лик затравленной богини.
Смрад висит над синагогой,
Подорвавшейся на мине.
Эту мину подложили
Правоверным иудеи,
И народы тупо жили
Ради призрачной идеи.
Лобызали деревяшки
С намалёванным христосом.
Даже русы, псаки, пяшки
Не досужились вопросом:
Кто таинственный и злобный
Правит обречённым миром
И сулит паёк загробный
Тем, кто ползает за клиром?
Кто состряпал слабоумным
Сладкозвучную отраву
И, шпыняя плебсом шумным,
Скипетр держит не по праву?
Кто предписывает своды
Для всемирного болота?
…Поднимать с колен народы –
Наша, русская забота.
Ваня, привыкший ко всему относиться вдумчиво и основательно, сразу обратился к своему неукротимому соседу по больничной палате.
– Гера! А что означают последние слова этого стихотворения?
– Они означают, что мы, прямые потомки Русов-арийцев отвечаем не только за судьбу русского народа, но и за всё, что происходит на нашей земле.
Крепко призадумались собравшиеся вокруг Геры и Вани пациенты лагерной туббольницы. они явно не ожидали услышать что-то подобное от своего многомесячного коллеги по лечению.
Но поскольку народ наш не любит долго думать, вскоре все зашумели, загалдели и принялись упрашивать Геру «ещё что-нибудь продекламировать».
Гера подумал немного и согласился.
– Хорошо! Ваня, записывай!... Может быть, когда-нибудь и пригодится тебе…
Я сижу у окна
И мечтаю о прошлом:
Ты, наверно, одна
В окружении пошлом.
Не забыла ли ты
Как на острове, летом,
Целовала цветы
С сумасшедшим поэтом?
Как тебя на руках
Уносил он в пещеру,
Не за совесть, за страх
Обращал в свою веру.
От враждебных богов
Заслонял юным телом
И родительский кров,
И жемчужину в белом.
…Шелестели кусты,
И волна набегала…
Где же, милая, ты?
…И со мною что стало?
Это стихотворение вызвало у собравшейся в палате публики всеобщий восторг и дружное одобрение (Замурованных колючей проволокой зеков всегда интересует то, что… о женщинах).
А Гера лукаво посмотрел на Ивана, улыбнулся и спросил его:
– Это, Ваня, я сочинил на 7-ке. Догадываешься когда?
– Когда тебя…
– Правильно, Ваня, после того как меня пытали электрическим током, а потом ещё трое суток я отвисел на решётке…
– Гера, значит, электрический ток, кроме страданий, возбуждает ещё и поэтическое вдохновение?
– Именно так, уважаемые любители поэзии! (Почтительно обратился к своим слушателям, матёрым уголовника: ворам, бандитам, вымогателям, убийцам и прочим забубённым и навечно отмороженным типам, прикованный к лагерному одиночеству, никому неизвестный поэт Гера). Я тогда даже подумал, – тут Гера даже посмеялся над чем-то явно весёлым, – что хорошо бы наших столичных поэтов подбодрить к творческим успехам таким, электрическим способом…
– Ударить из розетки по мудям! – вставил балагур Жора.
Тут уж прогремел такой ураганный взрыв хохота, что проснулся единственный спавший пациент и сразу же присоединился к всеобщему веселью.
Гера, тоже заметно повеселевший, продолжил свои размышления об истоках поэтического творчества.
– А то у нас так называемые мэтры сначала полижут хорошенько хозяйский зад: «Партия нас к коммунизму ведёт, у нас за успехом – новый успех», а потом представятся убеждёнными демократами, вырядятся как пёстрые попугайчики и кривляются на сцене подобно молодым козликам… А если бы их подлечить немного электрическим током, они, может быть, и сотворили бы что-нибудь высокое, уровня, скажем: «Мой дядя самых честных правил» или «Печальный Демон, дух изгнанья»… Но столичные холуи хитрые и живучие, и оголённых электрических проводов вряд ли когда увидят…
Все помолчали немного, а потом дружно начали просить Геру почитать ещё что-нибудь. Гера колебался недолго… А слушатели уже и рты поразинули (Ждали, наверное, чего-нибудь такого пикантного, сладковатого… о мягких и податливых существах противоположного пола), но Гера, неукротимый боец и потрясатель догнивающих основ, думал совсем о другом…
Кто нам скажет последнее Слово,
Кто прочтёт роковой приговор?
Где для гордых кострище готово,
Если Гордый – убийца и вор?
Не дождётесь от нас покаянья,
Не услышите слёзной мольбы!
Мы разрушили все изваянья,
Сокрушили «святые» гробы,
Мы развеяли пепел дворцовый
На замызганных кровью полях
И разбили кресты и оковы
В закоснелых и чёрствых умах!
…А скотине приспичило что ли
Лобызанить хозяйскую плеть?
…Раз ещё подышать бы на воле
И в кровавом бою умереть!
Помолчали, загрустили поражённые в свои утомлённые сердца зеки… Добавить к прочитанному было нечего. Гера лёг на свою кровать и закутался в одеяло. Больничная публика уныло разбрелась по своим местам. Много общего было у этих людей, но каждый думал о своём…