Ставка на бандитов
Шрифт:
— Ты куда, Валера? — спросил Брюс. — А как же мы?
— Кочумарьте, браточки, — ответил авторитет, а затем, секунду поразмыслив, добавил: — Хотя до дороги меня подбросьте, а там я сам доберусь.
Бур поспешно направился к зеленому «СААБу», и через минуту автомобиль выехал за ворота.
Сеня набрал номер — в динамике телефонной трубки раздался щелчок, и Сеня узнал голос Стародубцева:
— Алло…
— Вадим, ты скорее всего меня не знаешь, — торопливо проговорил молодой человек, боясь, как бы на том конце провода не положили
— Кто ты такой? — спросил Стародубцев. — Что тебе надо?
— От тебя мне не нужно ничего, — коротко ответил Сеня, — просто я знаю, что у тебя недавно убили брата и ты готов наделать много глупостей. Я хочу тебя предостеречь…
Вадим перебил неизвестного собеседника, задав неожиданный вопрос:
— Тебя попросил позвонить мне Монах?
— Нет, — ответил звонивший и от неожиданно охватившего его волнения переложил трубку в другую руку. — Монах здесь ни при чем. Поэтому я и звоню, а иначе никогда не стал бы этого делать. Поверь мне… Я знаю, кто приказал убить парня.
Стародубцев долго молчал, обдумывая услышанное, — это меняло все. Его так и подмывало бросить трубку или наговорить Бог знает чего, но он сдержался и только спросил:
— Если ты действительно что-то знаешь, приезжай ко мне, а если решил ваньку повалять, положи трубку и больше не звони. В любом случае я не поверю ничему сказанному, пока не увижу тебя и не смогу убедиться, что ты не человек Монаха.
Сеня не знал, что ответить.
Ему было необходимо подумать, прежде чем решиться на какие-то меры. Он представил себе, что доказать вину Заики можно только одним способом — лицом к лицу и в присутствии Вадима.
С другой стороны, молодой человек понимал, что ждет его, когда Стародубцев узнает, кто именно нажал на спусковой крючок.
Сеню охватил животный страх, и он уже был готов повесить трубку, но вдруг на него как будто что-то нашло: ему стала абсолютно безразлична собственная судьба. В конце концов, что его держит в этой жизни? Родных у него нет, друзей тоже, а есть только деньги, много денег, которые он заработал на чьем-то горе.
Бывают минуты, когда человек переосмысливает свою жизнь, смотрит на нее по-другому, меняясь не только в собственных глазах, но и в глазах окружающих. Обычно люди называют такие поступки безумством.
В жизни Сени наступила именно такая минута, и он решительно произнес:
— Говори адрес, я подъеду.
Помедлив, Стародубцев продиктовал адрес.
— Буду через час, — пообещал молодой человек, опуская трубку на рычаг, и поспешно вернулся к ожидающему его автомобилю.
Усаживаясь на сиденье и захлопывая за собой дверь, он почти приказал пожилому водителю:
— Все изменилось. Давай, батя, дуй на развилку Можайского шоссе, да притопи, старик — мне некогда.
Не договорив фразу, он достал из кармана несколько смятых купюр и протянул их ветерану:
— Держи — это тебе.
На секунду оторвавшись от дороги, престарелый извозчик едва
Резко затормозив, он дрожащими руками взял деньги и пересчитал вслух:
— Один, два, три… семь! — Вопросительно уставившись на сидящего рядом, он повторил: — Семь! Семь стольников! Да за что же?
— Бери, дед, — грустно улыбнулся молодой человек, — они тебе нужнее, чем мне.
Круто развернувшись, «москвич» резво, насколько позволял его преклонный возраст, понесся по освещенной придорожными фонарями трассе, увозя в неизвестность щедрого пассажира.
ГЛАВА 17
На развилке Можайского шоссе Монаха поджидали двое молодых парней. Когда Фомин вышел из такси, к нему приблизился один из них и молча указал рукой на стоящую чуть в стороне белую «девятку».
Авторитет проследовал за провожатыми и, усаживаясь в автомобиль, позволил завязать себе глаза повязкой из плотной ткани.
Машина сорвалась с места, увозя пахана в неизвестном направлении.
Сидя на заднем сиденье, Монах пытался определить направление, но, по-видимому, парни получили на этот счет надлежащие инструкции и минут десять петляли по ночным улицам, прежде чем вырулить на финишную прямую.
Всю дорогу пассажиры «девятки» упорно молчали. Только один раз Фомин расслышал, как сидящий рядом с водителем молодой человек позвонил по мобильному телефону и произнес всего одну фразу:
— У нас все чисто, проверил, он действительно один приехал.
Сидя с завязанными глазами, Монах размышлял о том, что же произойдет дальше.
Он не понимал, чем вызвана такая ненависть Стародубцева к нему, Фомину, что он готов рискнуть даже собственной безопасностью, лишь бы разделаться с авторитетом.
Неужели недавние покушения — его рук дело? А впрочем, чему удивляться?
Сегодня люди готовы вцепиться в глотку друг другу из-за всякой мелочи, а он, Фомин, влез в их внутренние дела с банкиром. Конечно, Гладышев — вот что заставило Заику возненавидеть его, Монаха. Ну а Стародубцев просто выполняет приказ своего шефа.
«Ничего, — пронеслось в голове у авторитета, — я еще успею вцепиться кому-нибудь в глотку, прежде чем покинуть этот мир».
При мысли о предстоящей борьбе за жизнь Монах осторожно потрогал языком лежащее за щекой стальное лезвие.
Неожиданно машина остановилась, и Фомин ощутил, как чьи-то крепкие руки ловко прощупали его одежду в поисках оружия, а затем вытолкнули его из салона автомобиля, сдергивая с глаз повязку.
Монах осмотрелся.
Он обнаружил, что стоит посреди просторного двора старенького бревенчатого дома, обнесенного со всех сторон высоким забором. Он увидел пылающие злорадством и ненавистью глаза Стародубцева, за спиной которого маячили фигуры нескольких бойцов.
— Ты меня зенками не буравь, — сквозь зубы процедил пахан, обращаясь к Вадиму, — где девчонки?