Ставка на мертвого жокея (сборник рассказов)
Шрифт:
– - Пошли вы все к чертовой матери! Ладно, ладно!
– - орал он бессвязно, энергично размахивая руками.-- Я пойду к ней пешком!
– - На это понадобится самое меньшее полчаса,-- отрезвил я его.
– - Сорок пять минут!
– - отрезал Ронни.-- Но какая теперь разница? Если этот проклятый шофер явится -- скажи, пусть едет следом за мной, ищет меня на улице. Дорогу он знает.
– - Хорошо,-- примирительно согласился я.-- Желаю удачи!
Устремив на меня невидящий взор и тяжело дыша, он бросил в мою сторону короткое ругательство и побежал прочь. Я наблюдал, как он бежал -- с трудом, шумно пыхтя -- вниз по залитой солнцем
У меня возникло вдруг ощущение вины, словно я мог сделать что-то для Ронни, но из-за душевной черствости и равнодушия ничего не сделал. Стоял перед отелем, курил, ожидая, не появится ли вот-вот Уоткинс на своем грузовичке. Наконец, в десять минут пятого увидел -- выезжает из-за угла на улицу. Грузовичок тщательно вымыт, нет, надраен до блеска,-- теперь по его опрятному виду никак не скажешь, что он принимал участие в военной кампании с самого ее начала и приехал в Париж с песчаных пляжей Нормандии.
С первого взгляда на восседавшего за рулем Уоткинса я понял, что он потрудился немало и над самим собой. Основательно, видимо, помучившись, так гладко выбрился, что даже ссадил розоватую кожу на лице; волосы под фуражкой напомажены и тщательно причесаны, на губах блуждает хитроватая, доброжелательная, многообещающая улыбка. С необычной лихостью подкатил он к отелю и остановился; на сиденье рядом с ним красовался громадный букет цветов.
Ловко выскочив из машины, Уоткинс молодцевато отдал мне честь, все еще добродушно улыбаясь.
– - Ну вот, я приехал чуть раньше, но в такой день, как этот, лейтенант наверняка нервничает. Я-то думал, он уже вышел и ожидает меня здесь, на улице.
– - Где, черт тебя побери, тебя носило, Уоткинс?
– - Меня все больше раздражало, что этот человек нравится самому себе и получает от этого идиотское удовольствие.
– - Где я был?
– - Он недоумевал.-- Как -- где?..
– - Час назад лейтенант звонил в гараж, ему сообщили, что ты уехал.
– - Видите ли, я подумал, что свиданию лейтенанта придаст приятный, сентиментальный оттенок, если он привезет своей даме букет цветов, и я совершил небольшую поездку, чтобы отыскать их. Вот, полюбуйтесь,-- гвоздики!
– - довольный, указал рукой на цветы.-- С ума сойдете, когда узнаете, во что мне этот букетик обошелся...
– - Уоткинс,-- я старался оставаться спокойным,-- ты опоздал на целый час!
– - Что-что?
– - Челюсть у него вмиг отвисла; он посмотрел на часы.-Лейтенант сказал, чтобы я приехал ровно в три, но я ухитрился приехать даже чуть раньше -- ведь сейчас только без десяти.
– - Сейчас десять минут пятого, Уоткинс!
– - строго поправил я.
– - Что-что?
– - И закрыл глаза, словно не в силах выносить моей физиономии.
– - Десять минут пятого,-- повторил я.-- Разве тебе не сказали, что с полуночи все часы переводятся на час вперед, чтобы наше время совпадало с французским?
– - Боже!
– - прошептал пораженный Уоткинс.-- Ах, бедный я, несчастный!
– - В лице у него не стало ни кровинки, оно все обмякло, как у пациента после анестезии.-- Что-то я слышал на этой неделе, но сегодня ночью на квартире не был, а утром... у меня отгул, вот никто в гараже и не удосужился мне сообщить. Ах, бедный я, несчастный я... Мамочка! Где сейчас лейтенант?
– - В данную минуту, вероятно, где-то в районе собора Парижской богоматери, выбивается из последних сил.
Уоткинс медленно повернулся, словно боксер, который получил сильнейший удар, но все еще бессмысленно цепляется за канаты, чтобы не упасть, и уперся лбом в металлическую дверцу машины. Когда вскинул голову, я увидел в его глазах слезы. Так и застыл передо мной, со своими кривыми, по-кавалерийски изогнутыми ногами, ссутулясь в аккуратно отглаженной форме; его худое, жестоко выбритое лицо типичного кокни исказилось ужасной гримасой от мысли, что вот сейчас лейтенант Ронни, тяжело пыхтя, напрасно взбирается по склону Монмартра...
– - Что же мне делать,-- проговорил он упавшим голосом.-- Что, черт подери, мне делать?..
– - Ну, по крайней мере, ехать туда и ждать его, чтобы ему не пришлось возвращаться пешком и домой,-- посоветовал я ему.
Машинально, словно отключившись, он кивнул, влез в кабину грузовика, небрежным жестом сбросил с сиденья вниз букет гвоздик и поехал.
Ронни вернулся в отель в шесть часов. Услышав, как грузовичок подъехал к отелю, и выглянув из окна, я наблюдал, как он лениво вылез из машины и, не сказав ни слова Уоткинсу, устало, словно вконец измочаленный, зашагал к входу. Миновав свой номер, без стука вошел ко мне и безмолвно опустился на стул, не снимая фуражки. На воротнике у него я заметил два больших пятна от пота, глаза глубоко ввалились, как будто он не спал несколько недель.
Налив виски, я вложил стакан ему в руку. Он даже не удостоил меня взглядом, а так и сидел молча -- сразу уменьшившаяся в размерах, потрепанная фигура,-- уставившись невидящим взглядом в грязную, всю в пятнах стену над кроватью.
– - Ты слышал?
– - наконец вымолвил он.
– - Слышал.
– - Армия,-- тихо констатировал он.-- Если со мной должно произойти что-то приятное, обязательно вмешивается армия.
В фуражке, съежившись на стуле, он размышлял, очевидно, об объявлении войны в 1939 году, о военной катастрофе в Бельгии менее чем год спустя; горестно покачал головой, сделал большой, долгий глоток, процедил сквозь зубы:
– - Французское время, черт бы его побрал!
Я долил виски в его стакан.
– - Как же это я опростоволосился?
– - сокрушался он.-- Ведь давно воюю...
– - Что произошло?
– - поинтересовался я, надеясь, что рассказ поможет ему прийти наконец в себя.
– - Ничего.-- Он фыркнул.-- Пришел я к ней пять минут пятого. Уоткинс догнал меня за квартал от ее дома. Ты видел эти цветы?
– - Да, видел.
– - Как предусмотрительно с его стороны, не находишь?
– - Да, конечно.
– - Она готовила канапе1 для гостей, с сардинами,-- все пальцы в масле.
– - Рассердилась?
– - Не совсем так... Рассказываю, что случилось,-- хохочет! Так, что я стал уже опасаться, как бы не задохнулась. Никогда в жизни не слышал у женщины такого хохота.
– - Ладно, Ронни,-- мне не хотелось бередить его рану,-- расскажешь как-нибудь в другой раз.
Ронни упрямо замотал головой.
– - Нет-нет, сейчас! Наконец, сладила с диким приступом хохота, поцеловала меня в лоб. "Что поделаешь, дорогой, против судьбы не попрешь. Останемся хорошими друзьями" -- вот ее слова. Ну что сказать на это? Налил я себе виски, и сидели мы молча.