Ставка на возвращение

Басов Николай Владленович

Но вот что интересно, для всех несупенов, определенно, существ не слишком приспособленных для существования в естественных условиях, целью, и смыслом жизни, и даже высшим предназначением было одно — стать чегетазуром. Этого Ростик не понимал. Хотя ему в какой-то момент начинало казаться, что можно объяснить это стремление стать увечным уродом, не способным даже еду поднести ко рту, именно долгой жизнью чегетазуров. Ведь несупены, какими бы влиятельными и развитыми они ни были, редко жили дольше трех-четырех столетий.

А потом все вдруг изменилось, и весьма радикально. Началось с того,

что почти половину кораблей, составляющих Валламахиси, как-то ночью оторвали от плавающего острова и увели на север, насколько мог судить по своим, человеческим представлениям Ростик. Потом и оставшиеся корабли через пару дней разбили на несколько групп, и тут же все сейнеры были возвращены на базовый корабль, потому что, как сказала Синтра, теперь стало не до рыболовства.

Ростика вернули в ту же казарму, в которой он обитал сразу после того, как его выдернули из дрожжевого цеха, и, к его удивлению, туда же переселили часть тех губисков, с которыми он привык иметь дело, а именно Карб, Синтру и Джара. Там же оказалось немало надсмотрщиков и даже три ярка. Эти держались особняком. Да и губиски теперь стремились оставаться каждый сам по себе, откровенно рассматривая окружающих как конкурентов.

Их корабль стал формировать небольшую эскадрилью из антигравов, в которую входило два треугольных крейсера, с десяток обычных легких машин и с полдесятка грузовых леталок с двумя котлами. Команды почти на всех этих машинах были уже укомплектованы, и не составляло особого труда догадаться, что они должны были послужить транспортом для тех, кого начальство решило перевести куда-то на другое место службы, сняв с корабля.

А спустя еще дня три Карб вдруг ввалилась в казарму расстроенная до такой степени, что даже не застегнула все пуговицы и пряжки на комбинезоне либо специально их разорвала, выражая крайнюю степень отчаяния. Рост, как обычно, читал что-то, но, заметив ее, подошел и сделал приглашающий к разговору жест рукой. Обратиться к габату без этого жеста считалось серьезной формой неподчинения.

— Чего ты хочешь? — Карб действительно была расстроена, она уселась на табуретку и принялась укладывать личные вещи, которых у нее было на удивление немного, в мешок, чем-то напоминающий солдатский сидор, только побольше размерами и не из брезента, а из легкой и прочной кожи какого-то морского существа.

— Получила новое назначение?

— Переводят на другой корабль, — Карб судорожно, почти по-человечески, вздохнула. — А это значит, что начинать придется с самого низа, не иметь своей каюты, спать в казарме, как тут. — Она осмотрела помещение, в котором было больше коек, чем свободного пространства.

— А если бы Пинса оставила тебя при себе, тебе бы не пришлось начинать… с начала? — снова спросил Ростик.

— Разумеется, я бы сохранила и свои преимущества, и свое звание, и даже, возможно, свой пост.

Про пост, который занимала Карб, Ростик ничего не знал, ему казалось, что последние месяцы пурпурная девушка только и делала, что возилась с ним, с Ростиком-человеком. Но, вероятно, у нее были и какие-то другие обязанности.

— А про меня ты ничего не знаешь?

Карб подняла на Ростика горячий от бешенства взгляд. Но сдержалась.

— Кажется, тебя решили

оставить при корабле, уж очень ты ловко рыбу ищешь. Без покровителя не останешься.

Она так и сказала — «без покровителя», а это значило… Ничего это не значит, решил Ростик, останусь вечным наездником в мелких рыборазведческих командах при каком-нибудь другом чегетазуре. И тут же понял, что его это не устраивает. Нужно было что-то делать, причем срочно.

— Куда отправляют Пинсу? — спросил он.

Карб, как ни была она зла, вдруг поняла, что он спрашивает не просто так. Хотя ко всем возможным вариантам развития, которые мог бы предложить Ростик, отношение у нее было весьма скептическим.

— Разумеется, она остается при Савафе. Ему без нее не обойтись. — Карб помедлила, потом все-таки закончила: — Но Савафу из несупенов придают только ее, быть отставленным с большим позором просто невозможно.

Спрашивать про Савафа было бессмысленно. Это были уже такие сферы из иерархии пурпурных, в которые еще недавний раб, а может быть, и нынешний, просто с чуть большей свободой перемещения по кораблю, вмешиваться не смел. Тогда Ростик сказал твердо, даже немного грубо:

— Не можешь устроить мне встречу с Пинсой?

Карб подумала, посмотрела на Ростика:

— Что ты задумал?

Он очень побаивался, что его способность к предвиденью не проявится, но она неожиданно возникла легко и ярко и даже почти безболезненно, как во время самых лучших, самых удачных тренировок, которые ему устраивали аймихо.

— Хочу поговорить.

— Дела ей другого нет, как только болтать с тобой, — буркнула Карб с самым что ни на есть простонародным выговором, частенько свойственным габатам. Но отложила свой мешок и куда-то ушла.

Читать дальше Ростик не мог. Он отложил книгу и просто ждал, полулежа на своей койке. Он хотел бы добиться большей определенности в своем предвиденье. Но ее не было, он не знал, что случится с ним, чем он будет заниматься на новом месте, в чем окажется его выигрыш, если он сумеет остаться при Савафе с Пинсой. Но какой-то выигрыш у него при этом определенно должен быть, это он чувствовал твердо.

Потом его вызвали по внутренней связи, и, когда он пришел на верхнюю палубу, ему показалось, у него возникает дежа-вю, потому что у края платформы, в стороне от корабельных надстроек, его ждал ярк Пинсы. Тот самый, что вытащил Ростика из дрожжевой фермы. Теперь-то Ростик отчетливо видел, насколько Лодик молод и, пожалуй, предприимчив. Иметь такого союзника было бы неплохо с любой точки зрения, но особенно теперь, когда Ростик едва ли не случайно для себя затеял собственную игру, пусть мелкую, но, возможно, такую, от которой для него многое зависело.

Около Лодика находился какой-то г'мет, невыразительный, длинноволосый и, как показалось Ростику, очень злой по той причине, что их всех расформировывали, и потому, что его оторвали от какого-то дела, которое казалось ему более интересным, чем разговоры с Ростом.

Для начала Ростик поклонился, потом выпрямился и стал ждать. Меньше других терять время был склонен Лодик. С необычным, свистящим акцентом, свойственным яркам, он приказал:

— Говори.

— Я Рост, человек… — договорить не дали.