Ставка на возвращение
Шрифт:
— Могло. Например, послали бы на фронт, а там результат всегда очень ясен — жива, значит, плохо воюю. Сдохла от шальной стрелы или от выстрела в спину — значит, и вспоминать обо мне нечего.
— Слишком много вы интригуете, — вздохнул Ростик и принялся за блинчики с чем-то, напоминающим разваренную кукурузу со специями. Кажется, так вкусно он не ел еще никогда в жизни.
— Это — Нуркес-Дот, — сказала вдруг Карб.
— Что? — не понял Ростик.
— В каком-то смысле — смысл жизни. — Она помолчала. — Переводится как Великая Игра.
Ночью, когда Ростик уже засыпал, неожиданно кто-то довольно осторожно
— Ты чего?
— Я думаю, — рассудительно, как всегда, ответила Карб, — что рядом с тобой карьеру сделать будет проще. Поэтому решила… привязать тебя крепче, насколько возможно.
А ведь она действительно думает, что я могу в их обществе занять неплохое положение, понял Ростик.
— Знаешь, иди-ка ты отсюда.
— Почему? — Карб по-прежнему была настроена весьма решительно. — Васл говорит, что ты можешь неплохо…
— Я не желаю слышать, что говорит обо мне Васл! — Его чуть столбняк не хватил. — Так вы что же, обсуждали меня?
— Каков ты любовник? А чего же ради соваться к тебе, не зная ситуации, когда можно все легко и просто выяснить?
Видимо, рекомендации были даны преимущественно хорошие, мрачно подумал Ростик. Черт бы побрал этих пурпурных, мало ему оказаться рабом, он еще должен быть забавой для их офицерш.
— Тоже приказ? — спросил он, стараясь не показывать, насколько зол.
— Не очень-то приятно признаваться в этом какому-то… — все-таки Карб его по-прежнему презирала, это внушало надежду, хотя недолго. Она полежала, повернувшись спиной, потом вдруг добавила: — В общем, нет. Скажем так, положение меняет отношение.
— Твое-то отношение ничто, кроме приказа, изменить неспособно.
— Ты меня не знаешь, — отозвалась Карб уже привычным решительным тоном. — Впереди по иерархической лестнице — одни ярки или, в крайнем случае, стики… Никогда габате не подняться выше раз и навсегда определенного уровня. Нуркес-Дот. Вот я и думаю, что ты, с твоими возможностями, откуда бы они ни взялись…
В общем, как Ростик недоумевал на следующий день, она с ним справилась. И даже без заметного труда, все получилось почти само собой… Как с Васл, когда он был еще очень пылким от слишком долгого воздержания.
И это навело его на печальную мысль о том, насколько же мужская природа зависима от женского начала, от женщин вообще, и самое скверное, что женщины, кажется, об этом всегда знают. Это заставляло его злиться, кажется, впервые после того, как он стал свидетелем налета на лагерь ламаров. Да, именно так — не мучиться, не сожалеть, а именно злиться.
К полудню следующего дня он все еще валялся в кровати, хотя особой надобности в этом не было, потому что лечение доктора или, скорее всего, Савафа, устроившего последние изменения, дало результат. Рост снова почувствовал вкус к жизни, по крайней мере, ему захотелось раздобыть новые книги, например, о межличностных отношениях разных видов пурпурных и иных господствующих рас их сообщества. Но он все-таки лежал и думал, причем вполне в духе социалистического реализма.
Он думал, что вот в романе какого-нибудь
Эти бестолковые литераторы просто не знают жизни, не видели этого мира, даже не догадываются, что нигде «просто так» не восстают. Хотя бы потому, что широкое оповещение людей о революционных планах тут же вызвало бы физическое истребление пропагандирующих подобные идеи элементов. Просто кто-то донесет и кто-нибудь примет меры… А без этого самого оповещения ничего не выйдет, ведь солдат с оружием тоже где-то нужно найти, завербовать, склонить к пониманию несправедливости существующего положения вещей… Нет, никакой революции у Ростика не получится.
И все-таки он стал искать какой-нибудь выход из ситуации. Как ни смехотворна была мысль о революциях, уже то, что он искал этот выход, пусть и в гротескной форме, свидетельствовало, что его так называемая «болезнь» отступала. Он выздоравливал. И это было хорошо, потому что доказывало еще кое-что, а именно — он не сдался. А еще точнее — все-таки его не купили, вернее, он отказался продаваться.
Часть III
Трампан-Сим
Глава 13
Все было как обычно, с десяток черных треугольников со всех направлений разом — чтобы ламарам некуда было бежать — сошлись, используя всю свою огневую мощь. Но даже этого удара оказалось недостаточно, потому что большая часть деревни была вкопана в крутой для этой местности берег озерца. Основная часть ламаров и сидела в этих норах, ожидая своей участи. Эти же норы и не давали пурпурным обнаружить эту деревню… Если бы не Ростик.
Тем не менее довольно скоро на поверхности было уничтожено все, что можно, потом на транспортных машинах подтащили с полсотни вас-смеров. Они высадились и закрепились на территории, окружив довольно жидким, но непреодолимым кольцом ту самую часть берега, где находились ламары. К тому же из воздушной орды антигравов высадились боевики пурпурных, подавили остатки сопротивления и принялись почти деловито забрасывать в эти норы, где прятались деревенские, дымовые шашки. Вот тогда-то ламары и полезли, некоторые еще стреляли из луков, кто-то пальнул даже из ружья, но в основном они сдавались. Их тут же собирали в толпы, вязали и грузили на корабли, чтобы отправить в тыл, в рабство.
К тому времени загорелся окружающий лес, расстилая над землей дымное полотнище, под которым даже Ростику с его тренированными способностями понимать то, чего никто видеть не мог, стало трудно ориентироваться. И тогда, как много раз уже бывало, на него накатила волна безразличия, отупения и отвращения к себе, к слишком успешным пурпурным, к жизни вообще.
Вот и еще одна деревня прекратила свое существование, вот и еще один обоз с рабами будет отправлен куда-то на северо-восток, к Вагосу. Вот и еще один кусок прекрасного леса с деревьями, похожими на колонны, подпирающие небо, будет сожжен, уничтожен, и на этом месте через пару недель обоснуются комши.