Ставка - жизнь. Владимир Маяковский и его круг
Шрифт:
Через две недели я буду в Москве и сделаю по отношению к тебе вид что я ни о чем не знаю. Но требую: чтобы все, что мне может не понравиться, было абсолютно ликвидировано. Чтобы не было единого телефонного звонка и т. п. Если все это не будет исполнено до самой мелкой мелочи — мне придется расстаться с тобой, что мне совсем не хочется, оттого что я тебя люблю. Хорошо же ты выполняешь условия: «не напиваться» и «ждать». Я до сих пор выполнила и то и другое. Дальше — видно будет.
Дошедшая до Лили «чушь фантастическая» повергает Маяковского в отчаяние, и он уверяет ее, что все его отношения «не выходят из
Кроме того, он нашел новую бильярдную и времени на дам у него не остается, добавляет он шутя. В целом переписка дышит любовью, гармонией и добродушным юмором. В своих письмах Лили обращается либо к Маяковскому, либо к своим «мальчикам» и «зверикам» вместе. «Веду себя безупречно! Любите! Не забывайте! Не изменяйте! Пишите обо всем! Ужасно ваша до смерти Киса-Лиля [рисунок кошки]. Целую все лапики, чес, переносик, хвостик, кустик, шарики» [рисунок кошки]. «Целую! — начинает она очередное послание. — Милые! любимые! родные! светики! солнышки! котятики! щенятики! Любите меня! Не изменяйте! А то я вам все лапки оборву!!» В одном письме она обращается прямо к Осипу, ругая его за то, что он не пишет: «Сволочной котенок! Опять ты не пишешь! Как тебе без меня живется? Мне без тебя очень плохо! Совсем у-у-у! пришел. Во всей Риге котятиков нету! Щенков много а кисов нет! Беда!» Она целует его «хвостик» и подписывается «твоя жена». Ее недовольство было оправданным: за некоторыми исключениями Осип не принимает участия в переписке, разве что в виде предмета чувств Лили и Маяковского.
Лили получает деньги от матери из Лондона и Миши Гринкруга из Берлина — и от Маяковского из Москвы, на духи. Сама она регулярно шлет в Москву посылки курьерской почтой — Маяковскому, Осипу и Леве Гринкругу. Продукты: сельдь, овсяную кашу, чай, кофе, какао, шоколад, сахар, муку, сало, конфеты и гаванские сигары. И практичные вещи: подтяжки для носков, костюмные ткани, бритвы и резиновые чашки. Маяковский заказывал ей также резиновую «таз-ванну» — он отказывался пользоваться гостиничными удобствами и всегда устанавливал в номере собственную походную ванну — но такую Лили достать не смогла.
МАФ
Первое время в Риге Лили была занята оформлением поездки в Лондон. Но как только становится ясно, что поездка не состоится, она целиком посвящает себя второй цели своего путешествия: пропаганде поэзии Маяковского. В русскоязычной газете «Новый путь», издававшейся советским торговым представительством, в октябре — ноябре печатаются две статьи о современной русской литературе, первая из них — о Маяковском. Статьи подписаны Л. Б. — даже если нет доказательств, что за инициалами скрывается именно Лили, публикация этих статей во время ее пребывания в Риге неслучайна. У Маяковского и его соратников в Риге была огневая поддержка в лице Григория Винокура, который работал в торговом представительстве. Винокур, молодой филолог из Москвы, попавший в Ригу так же, как Роман Якобсон в Ревель, в течение года опубликовал две положительные статьи в газете о Маяковском, одна из них — рецензия на «150 000 000».
Лили также вступает в контакт с представителями рижского авангарда и знакомится с еврейским поэтом-футуристом Б. Лившицем, секретарем «Арбейтергейм» — еврейского культурного центра, близкого латвийской компартии. Лившиц переводит поэму «Человек» на идиш и, по словам Лили, работает над большой статьей о Маяковском. «Заставили меня читать им „Флейту“ и сошли с ума от восторга». Вероятно, вдохновленная этими контактами Лили загорелась идеей напечатать новый тираж «Флейты-позвоночника» в Риге. «Хочу отпечатать „Флейту“ здесь, — пишет она Маяковскому в конце октября. — Вышли мне разрешение на ввоз пяти тысяч экземпляров». Спустя две недели она сообщает, что может «напечатать все что угодно» в Риге без обязательной предоплаты — и просит своих «мальчиков» прислать не только книги Маяковского, но, в частности, и «Сестра моя — жизнь» Пастернака. Она познакомилась «с одним очень крупным капиталистом», владельцем большой типографии, который готов печатать книги футуристов, если это можно будет финансировать посредством производства русских учебников (для экспорта в Советскую Россию). «Капиталист» был Василий Зив, переехавший в Ригу из Петрограда в 1921 году. Для успеха проекта Зиву
Маяковский принял предложение стать представителем издательства с энтузиазмом и немедленно связался с Комиссариатом внешней торговли, где к инициативе отнеслись положительно. Из-за бумажного дефицита в России международное сотрудничество подобного рода становилось распространенным — Госиздат тоже печатал книги за границей и потом ввозил их в Россию. Поскольку разрешение на импорт выдавал Госиздат, Маяковский опасался обструкций, но вопрос решился положительно благодаря Луначарскому, чьей помощью они немедленно заручились.
Оценив потенциал проекта, Маяковский и Осип решили не только просить разрешение на ввоз, но и зарегистрировать новое издательство, чтобы таким образом создать «комфутуризму» платформу в Москве. 28 ноября 1921 года правительство издало декрет, разрешивший в соответствии с принципами нэпа создание частных и кооперативных книгоиздательств. В тот же день Маяковский и Осип подали Луначарскому заявление о создании книжного издательства МАФ (Московская — в будущем международная — ассоциация футуристов). «Цель издательства, — писалось в докладной записке, — издание журнала, сборников, монографий, собраний сочинений, учебников и пр., посвященных пропаганде основ грядущего коммунистического искусства и демонстрации сделанного на этом пути. Учитывая ряд затруднений, связанных с печатанием наших книг в России, мы будем издаваться за границей, вывозя и распространяя издания в РСФСР. Издательство организуется на частные средства». Среди авторов, которых издательство предполагало издавать, назывались Пастернак, Маяковский и Хлебников.
Несмотря на поддержку Луначарского, рижский проект не состоялся. Маяковский получил аванс в иностранной валюте в Москве, но далее дело не пошло, поскольку Зив, как выяснилось, прежде всего был заинтересован в том, чтобы заработать на больших тиражах учебников по физике и математике. Издание футуристических произведений было лишь способом заручиться получением подобных заказов. «Для издателя главное — прибыль! — сообщала Лили в начале декабря. — Лучше всего — заказы на учебники от правительства». Но путь к заказам учебной литературы шел через Надежду Константиновну Крупскую, и здесь Маяковский был беспомощен. Крупская так же отрицательно относилась к футуристам, как и ее супруг, — в статье, опубликованной в «Правде» в феврале 1921 года, она определила их творчество как проявление «худших элементов старого искусства» и «ощущений <…> крайне ненормальных, искаженных».
Лили и Ленин
Пока Лили находилась в Риге, жизнь в Москве шла своим чередом, без особых событий. Маяковский принимает участие в нескольких публичных дискуссиях о современной литературе и один раз выступает вместе с давними коллегами-футуристами Крученых, Каменским и Хлебниковым — последний даже жил у них в Водопьяном переулке несколько недель в отсутствие Лили. Осип и Маяковский иногда выходят, но, по уверению Маяковского, у них есть только одна тема для разговоров: «единственный человек на свете — киса». Чаще всего они дома, Маяковский рисует, а Осип читает вслух Чехова. «Я все такой же твой щен, — пишет Маяковский, — живу только и думая о тебе, жду тебя и обожаю. Каждое утро прихожу к Осе и говорю: „скушно брат Кис без лиски“ и Оська говорит: „скушно брат щен без Кисы“.»
В течение осени и зимы Маяковский продолжает писать и рисовать агитплакаты на злободневные темы: «Вот что говорил Ленин на съезде политпросветов…», «Вот о помощи голодающим отчет», «Опыт новой экономической политики показал, что мы на верном пути» и пр. Но вскоре он получает заказ иного рода: «Напиши для меня стихи», — просит его Лили в конце октября. Он сразу принимает вызов. «Ужасно счастлива, что ты, Волосик, пишешь, — отвечает Лили уже через неделю. — Обязательно напиши к моему приезду!» «Поэма двигается крайне медленно, — сообщает Маяковский, — в день по строчке!» — а еще через неделю, 22 ноября, он пишет: «Волнуюсь что к твоему приезду не сумею написать стих для тебя. Стараюсь страшно».