Ставрос. Падение Константинополя

MadameD

* Верховая порода лошадей, выведенная на территории современной Туркмении (Ахал-Теке) предположительно около 5000 лет назад. Для всех мастей ахалтекинских лошадей характерен яркий золотистый или серебристый оттенок шерсти.

* Кносс – древнейшая столица Крита, располагавшаяся у северного берега моря, южнее Ираклиона (Кандии).

========== Глава 122 ==========

Феодора проснулась

и улыбнулась, ощутив прижимавшееся к ней теплое сильное тело, крепкие руки, обнимавшие ее; потом поморщилась – в плечо и бедро впились обломки известняка, от раскрошившихся напольных плит, и комки сухой земли, чувствительные даже сквозь шерстяной плащ.

Она пошевельнулась, и Леонард открыл глаза. Он улыбнулся.

– С добрым утром.

Феодора бегло улыбнулась ему и постаралась вывернуться из его рук, чтобы рассмотреть, не поздно ли; она вспомнила о детях. Но Леонард привлек к себе ее голову и поцеловал; и московитку опять захватило пережитое ночью чувство слабости и силы, единения с ветром, небом, землей… и с этим человеком, новым повелителем своей судьбы, чью судьба она сама решала, подобно великой богине. Валент тоже любил любить ее на земле, под звездами…

Феодора с усилием вырвалась из объятий критянина; она, пошатнувшись, встала. Попыталась поправить волосы, которые безнадежно спутались. Она посмотрела вдаль:

горы и купы деревьев уже четко выступили на розовом небе.

– Господи! Нужно ехать назад, и быстрее! – ахнула московитка.

Все ее существо теперь рвалось на берег, к кораблям – к детям.

Леонард, поднявшийся следом, схватил ее за руку: он гневался.

– Успокойся! Ничего с ними не случится, я оставил на берегу не меньше полусотни воинов!

Феодора притопнула ногой, хотела ответить резкостью… а потом вздохнула и улыбнулась.

– Ты прав.

Даже будь они сейчас с детьми – если бы грозила серьезная опасность, их маленький отряд ненамного увеличил бы общие силы.

Феодора поцеловала Леонарда сама.

– Пойдем найдем остальных.

Взяв за руку этого восхитительного и страшного человека, она ощутила, точно они одни в целом мире - первозданном мире, сотворенном только для них. Это был уже второй Адам – вторая проба: сочетавшийся с тою же Евой…

Они обогнули мощную черную колоннаду дворца, с красными капителями, и за углом столкнулись с Феофано. Царица амазанок вскинула руки и рассмеялась от неожиданности.

– Нашлись, пропащие!

В смехе ее Леонарду почудилось что-то неприятное. Он посмотрел лакедемонянке в глаза – это тоже был сильный зверь, вожак… и ревнивый любовник. Леонард порою не знал, в женском или мужском роде думать о Феофано.

Комес улыбнулся и подал царице руку.

– Хорошо ли вы спали?

Феофано подавила зевок, пожимая ему руку.

– Чудесно.

Она оглянулась на Марка, чей могучий силуэт возник у нее за спиной. Феодора усмехнулась. Продолжает ли бедный

лаконец еще надеяться?

– Где остальные? – спросил комес.

– Вон там, встают… Я послала Христофора за водой к ручью, где царская гробница; а оставшимся велела ждать его и не мешать вам, - ответила Феофано; и комес нахмурился. – Сейчас умоемся, позавтракаем и поедем назад.

Леонард кивнул: прибавить было нечего. Феофано прекрасно распорядилась его людьми.

Царица ушла, вернувшись к мужчинам; комес и Феодора опять остались вдвоем. Феодора прижалась к критянину, взяв его под руку: она отчего-то была очень взволнована коротким разговором своих покровителей.

Леонард окликнул ее.

– Так ты согласна? – тихо повторил он вчерашний вопрос: теперь, при свете дня, ему представлялось, что ночное “да” он вырвал у нее ласками.

Феодора кивнула; она ничего не сказала. Улыбнулась извиняющейся улыбкой.

– Я пойду напою Борея…

– Я помогу тебе с конем, - тут же откликнулся Леонард. Они вместе отправились ухаживать за лошадьми, переговариваясь друг с другом только односложно. Отчего-то им было мучительно неловко – хотя они только что согласились сделать важнейший шаг друг к другу, после которого не разлучаются!

Они поели захваченного с собой хлеба и сыра, запивая чистой водой из ручья; потом в молчании поехали обратно в лагерь.

Без них на берегу ничего не случилось; и, узнав Феодору, к ней сразу бросились старшие дети. В темных глазах Варда светился вопрос, который вот-вот был готов вскочить на язык. В глазах Анастасии тоже: она, хоть и тихоня, была не глупее брата!

Феодора улыбнулась, краснея под взглядом детей.

– Идемте, - она взяла сына за руку и за плечо притянула к себе дочь. – Идемте, я кое-что вам скажу.

Разговор получился совсем коротким. Потом детей сразу увела Магдалина.

Наконец оставшись одна, Феодора расплакалась от облегчения.

Когда Феодора ушла объясняться с детьми в сторонке, Феофано и Леонард тоже остались вдвоем; они незаметно отошли от всех товарищей. Леонард увидел в серых глазах лакедемонянки приглашение к разговору; и безмолвно подчинился.

Когда они остановились на влажном песке, напротив “Киприды”, на которой не было видно ни одной живой души, Феофано повернулась к комесу.

– Комес Флатанелос, надеюсь, ты понимаешь, что мы никогда с тобой не помиримся?

Леонард видел совсем близко огромные глаза Феофано, чувствовал ее гармонию, силу… и видел ее седину, морщинки, которыми на лице царицы была начертана трудная повесть ее жизни. Когда Феофано приоткрыла яркий рот, среди ее белых зубов показался один, который начал крошиться.

– А разве мы ссорились, царица? – мягко спросил комес.

Глаза спартанки вспыхнули, она сделала шаг к нему:

– Не смей меня жалеть!