Ставрос. Падение Константинополя

MadameD

София тяжело дышала, ее глаза горели черным пламенем.

– Ты!..

Она шагнула к Артемидору, который смотрел на нее ошеломленно и неподвижно, и указала на него пальцем.

– Ты что мне обещал?

– София!..

Артемидор спрыгнул с лошади: с него слетела обычная бесшабашность. Он подбежал к девушке и схватил ее за плечи.

Она вцепилась в него, как утопающая.

– Ты обещал, что женишься на мне, - тихо, но так же гневно выговорила дочь Валента; ее руки стиснули кожаный пояс моряка, будто когти.

Все так и ахнули. Леонард

смотрел на обоих, будто громом пораженный. Конечно – увлекшись своею любовью, он, всегда такой наблюдательный, перестал замечать, что делается вокруг!

Феофано, стоявшая рядом с этой парой, не выказывала удивления – только гневно посмеивалась, как будто сбылись ее не самые радостные предчувствия.

– Артемидор! – наконец воскликнул комес, склонившись к своему первому помощнику с седла. – Что это значит?

Артемидор хмыкнул; он смутился и немного покраснел под взглядами, устремленными на него со всех сторон, но в глаза командиру посмотрел прямо.

– Ну, это самое и значит, комес, - сказал он. – Я ей обещал жениться, когда мы приедем в Италию, - он кивнул на Софию. – А ей, видишь, сейчас загорелось!

Леонард сдвинул брови.

– Что вы оба – с ума сошли?

Он спрыгнул с лошади и подступил к Софии; та только выше подняла черную голову. Благородная девица, хотя давно уже вышла из возраста невесты, была сейчас на диво хороша.

– Он меня обманет, я знаю, - дочь Валента кивнула на Артемидора, потом опять взглянула на комеса. – И я не хочу с ним венчаться у католиков – пусть ведет меня в ваш храм! Я не хуже твоей скифской пленницы, комес!

Последнее София сказала громко и отчетливо; вокруг все зароптали, но быстро смолкли. Конечно, все в команде комеса Флатанелоса помнили, кто такая Феодора – и кто такая София!

Артемидор овладел собой; он привлек к себе девушку и положил ей руку на плечо.

– Она права, господин, - теперь серьезно и даже покаянно сказал дюжий светлоглазый пират. – Я уж возьму ее с собой, и повенчаемся все вместе!

Леонард покачал головой, не в силах ничего сказать.

– Ты понимаешь, что вы нас можете…

– Тебя, господин, так и так узнают и запомнят, - сказал Артемидор. – А она хочет выйти за меня на греческой земле и в греческом храме! София права! Мы вам с госпожой Феодорой дела не испортим, а она…

– Житья тебе не даст, - усмехнулся Леонард. – Что ж, и будет права, если ты ей обещал жениться и решил вильнуть…

Феодора к этому времени достаточно опомнилась, чтобы оценить, что произошло между Артемидором и Софией. Допустила ли его дочь Валента до себя? Нет, вряд ли – вряд ли между ними было что-то большее, чем несколько поцелуев. Но, конечно, этот критянин мог ей наобещать с целую гору и обмануть; и София вправе была чувствовать себя обманутой…

Феодора оглядела наряд Софии: девица вышла к ним в том же зеленом шелковом турецком платье, в котором убегала от паши. Правда, шаровар на ней сейчас не было: и наряд, хотя и пообтрепался, был все еще достаточно красив и дорог, чтобы в нем венчаться.

Леонард

посмотрел на Артемидора и Софию – и кивнул им с какой-то горькой гадливостью, будто получил от них нож в спину. Феодора помнила это выражение – Леонард так же смотрел на нее, в самую первую встречу на верфи, когда она заговорила с ним о предателе Никифоре.

Ей стало очень больно за своего возлюбленного и страшно за них обоих.

Артемидор сел на коня; София вскочила к нему за спину, обняв его за пояс.

Все тронули лошадей; Феодора опять опустила покрывало, в чем теперь не видела никакого смысла. Если здесь есть турецкие шпионы – шпионы паши, а может, и Валента – враги очень скоро будут обо всем знать.

И о том, что Леонард остался жив и ушел, - и о том, что старшая дочь Валента сделалась женой одного из Леонардовых людей, а Феодора обвенчалась с самим комесом…

Вскоре они выехали на вымощенную камнем дорогу, которая в этот час оказалась почти пуста. Только несколько путников на ослах ехали в сторону города: конный отряд обогнал их, хотя и двигался медленно – из-за скованной приличиями и неудобно сидевшей невесты комеса, чьего коня пришлось вести под уздцы. Свадебную процессию пропустили в город после небольшого объяснения со стражниками у ворот; потом они оказались на улицах, гораздо более запруженных. Феодора, не поднимавшая покрывала, плохо видела Кандию – и нынешняя венеиецианская столица показалась ей похожей и на отуреченный Константинополь, и на морейские города: Аргос и Корон. Такой же жаркий, белый, шумный, враждебный город, пестрящий смуглыми лицами и яркими драгоценными одеждами со всех концов мира, засаженный южными хвойными деревьями - чтобы исцелять зараженный людьми и скотом воздух.

Они направлялись в старинный собор Святого Тита, основанный православными греками. В этом храме уже двести лет как правили службы католики – но сейчас Феодоре это было почти безразлично: она понимала только, что здесь ее навеки соединят с комесом Флатанелосом. И молилась, чтобы об этом не прознали враги… нет: чтобы прознали как можно позже.

Когда они спешились у входа в высокую белую церковь, Леонард подал руку своей невесте, и они первыми шагнули в сводчатый прохладный полумрак. Пахло благовониями, и такою мирною святостью, что Феодора была готова поверить, что они вступили в православный храм.

Леонард оставил ее на попечение товарищей, а сам пошел объясняться со священником.

Феодора понимала по-итальянски – ее научила Феофано; и знала, что если собьется, произнося клятвы, ей подскажут. Может быть, ее примут за гречанку – или узнают в ней чужестранку, плененную и воспитанную греками: ничего удивительного в этом не было. София, скорее всего, не понимала по-итальянски совсем… но, конечно, ей будет подсказывать жених.

“Господи боже, во что мы все впутались…”

Леонард вскоре подошел к ней и, извиняющимся движением погладив по плечам, сказал, что вначале обвенчают Софию и Артемидора. Если все пройдет хорошо, следом станут перед алтарем и они.