Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
Феодора встрепенулась, отняв руки.
– Но я тебя…
– Любишь, конечно! Но не хочешь лишний раз поощрять мужчину, который и так слишком горяч, - печально улыбнулся героический комес. – Я понимаю.
Они оба одновременно встали и обнялись.
– Все? – шепотом спросила Феодора, гладя могучую спину мужа и глядя через его плечо.
– Все, - шепотом подтвердил Леонард.
Потом она опять села в кресло, а Леонард на табурет, по правую руку от жены. Он накрыл ее руку, лежавшую на полированном скошенном
– Нам пришлось обнажить оружие – мы боялись их, несмотря на наше слово и наше число, - усмехнулся комес, не глядя на нее. – Это был очень опасный… момент, как говорят латиняне. Но взяться за оружие не пришлось, слава богу. Мы распустили наших гребцов прямо там, в порту.
Он посмотрел на жену.
– Теперь уже дело венецианцев бояться за свои кошельки и жизни!
Феодора прикрыла глаза.
– А я и не догадалась, - прошептала она. – Ты выпустил каторжников здесь не только потому, что обещал… но и затем, чтобы они пощипали итальянцев, как говорят у нас на Руси!
Леонард сильно сжал ее руку.
– Нет, - сурово сказал он.
Потом вдруг заразительно засмеялся, как в былые времена.
– Однако ты права… получилось так, как всегда получалось у ромеев! Что ж, латиняне никогда нам не уступали.
Феодора нахмурилась.
– А тебя не накажут за то, что ты сделал?
Комес покачал головой.
– Ты думаешь, мои гребцы скажут кому-нибудь, чем они занимались? И никакого закона я не нарушил.
Он задумался.
– Однако мы можем возбудить недовольство среди горожан, ты права. Особенно если задержимся здесь.
Феодора погладила его кудри.
– Но ведь у нас нет другого выхода, кроме как задержаться?
Леонард глубоко вздохнул. Потом встал во весь рост.
– Я обдумал пути к отступлению, насколько мог, еще в плавании, - сказал он. – Мои давние друзья в Риме, куда меня еще император отправлял посланником… в Ватикан. Только у них мы можем раздобыть сейчас средства – наши венецианские греки сами почти в таком же положении, как мы… они бежали недавно, ты ведь знаешь.
Посмотрел в глаза сидящей стиснув руки подруге.
– Я уговорился с Метаксией, что возьму ее с собой…
Феодора вскочила.
– И это слово тебе придется нарушить, комес!.. Даже если она по-прежнему желает сопровождать тебя, я…
Леонард накрыл своими большими ладонями и сжал ее плечи.
– Успокойся, любимая. Конечно, Феофано останется… И тебе придется остаться с ней, без меня!
Феодора улыбнулась.
– Мы как-нибудь проживем, герой. Ведь ты ненадолго… и ты оставишь с нами охрану, не правда ли?
– Разумеется.
Леонард прошелся по комнате. Посмотрел на икону на беленой стене, тускло бликующую в солнечном свете, - посмотрел, будто в досаде; потом повернулся к жене.
– Но ведь никому нельзя сказать!..
Феодора
Она отвернулась к высокому полукруглому окну, в которое медвяно веяло розами.
– Я бы не оставила ее сейчас, даже если бы ты велел мне сопровождать тебя, - тихо сказала московитка. – Ты ведь знаешь, что теперь мы не можем расстаться!
Леонард кивнул. Он побледнел, а Феодора закусила губу, чтобы ничего больше не сказать, – она едва удерживалась, как и муж. Но опасный момент миновал. Лучший комес императора Константина был приучен владеть собой всегда – так же, как и простой лаконский воин, бывший эскувит императора Иоанна…
– Да и Марк ее от себя не отпустит, хотя подчиняется ей во всем остальном, - прибавила московитка.
Леонард опять отвернулся к иконе, чтобы скрыть свои чувства. Как ему порою хотелось оставить свою жену в таком же положении, в каком была Феофано! Чтобы любимая уже никуда никогда не ушла…
– Ты знаешь, что я объяснил моим людям, что делать, если вас без меня настигнет опасность – если явится Валент… или Фома Нотарас, - глухо проговорил Леонард. – В порту стерегут мои воины, как раньше в Константинополе; а мои помощники найдут, у кого вам укрыться. Я уже побывал там и предупредил. Я надеюсь, - усмехнулся комес, не поворачиваясь, - что в православной Венеции живет еще греческая верность мужей, как жила она в католическом Константинополе!
– Я верю, что живет! Но о чем ты предупредил друзей? – взволнованно спросила Феодора. – Я надеюсь, не…
Леонард быстро подошел к ней и посмотрел ей в лицо.
– Будь покойна – сказал только то, что можно сказать! А преследования, которых мы боимся, не вызовут больше подозрений, чем должны: алчность и мстительность турок слишком хорошо известна всем грекам.
Феодора опустила голову и собрала в кулак синий шелк своего платья. Когда она разжала руку, драгоценная ткань тут же распрямилась, не осталось ни складки.
– Выходит, ты обманываешь своих здешних союзников!
– Выходит, что в чем-то обманываю, - печально улыбнулся Леонард. – Увы, каждому из нас приходится лгать… во имя того, что всего дороже.
Феодора вспомнила, как сама говорила то же самое Микитке, который жаловался ей на всеобщую лживость, когда они встретились во дворце василевса.
Желань Браздовна тогда была уже женой патрикия, а Микитка – пришел проситься к последнему Палеологу в евнухи.
– Но надеюсь, что до бегства не дойдет, - прибавил Леонард. – Не так скоро. Это даже хорошо – что я уеду сейчас: меньше человек успеет узнать обо мне и связать мое появление с вашим, - вдруг сказал он. – А если я съезжу в Рим и вернусь удачно, мы не задержимся надолго в этом городе, хоть он и прекрасен.