Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
Феодора выпрямилась и отодвинула занавеску, прильнув к окну. Она стала смотреть на Рим, форумы, императорские сады и дворцы, проплывающие мимо, - и ей казалось, что она едет по Константинополю. Круг опять замкнулся… или развитие их вышло на новый виток, как говорила в плавании Феофано?
Тут лакедемонянка рядом пошевельнулась и тронула ее за руку ледяными пальцами.
– Мы скоро приедем… я вижу замок Ангела, вон там!
Феодора всмотрелась в колоссальную круглую крепость над мостом, тоже носившим имя Святого Ангела, напоминавшую издали и мавзолей, и Колизей. Как нелепо называть
Потом она удивилась, что Феофано могла узнать эти места, никогда их не видев. Царица передернула плечами:
– Я их чувствую… и я хорошо слушала всех моих учителей!
Фома Нотарас, наверное, тоже освоился в Риме очень скоро, будучи плотью и от плоти его.
Когда замок приблизился настолько, что стало видно его террасы, – входы в запутанный лабиринт, который он представлял из себя изнутри, - женщины услышали приказ остановиться.
Леонард заглянул к ним.
– Сейчас мы предупредим Мелетия, что приехали… чтобы открывали ворота!
И было видно, что комес боится не только того, что им не откроют.
Феофано улыбнулась вождю и подруге: теперь она была спокойна. Она верила своим предчувствиям, которые как раз сейчас замолчали.
Леонард отлучился. Он вернулся скоро, заверив женщин, что все спокойно.
Повозка снова тронулась – а Феодора вспоминала, как они таким же образом въезжали в Стамбул. А кто поручится, что сейчас они в меньшей опасности?
Немного погодя раздался скрип – поворачивались железные петли ворот; Феодора быстро придвинулась к окну, но разглядеть ничего не успела, кроме колышущейся зелени, в которой Рим утопал там, где не был застроен камнем. Немного погодя они остановились совсем.
Феодора, препоручив детей верной Магдалине, спрыгнула на вымощенную разноцветными плоскими камнями дорожку в объятия Леонарда, звякнув своими подковками. Первым делом московитка нагнулась и одернула юбку: чтобы штаны, заправленные в высокие сапоги, не приоткрылись даже случайно. Мало ли…
Леонард взял ее под руку.
– Идем, Феодора.
И они пошли во главе процессии гостей – как всегда прокладывали путь остальным. Феодора присмотрелась к дому, к которому они направлялись, - и вдруг поняла, что не может отличить его от венецианского дома Леонарда; как и от дома Аммониев, и даже дома Нотарасов в Морее! Белокаменные сельские греко-римские дома походили на городские – потому что хозяева вывозили излюбленный образец из Рима, Константинополя, Корона, Аргоса; а городские напоминали сельские, потому что землевладельцы и в городе желали окружать себя садами, как в своих имениях!
Феодора уже не разбирала красот, которыми старался выделиться каждый господин перед прочими; все они слились для нее в одну огромную мозаику – победительную ромейскую империю.
Леонард нежно пожал ее локоть.
– Любимая, очнись… Поздоровайся с Констанцией, она перед нами!
Феодора вздрогнула и устремила взгляд перед собой, попытавшись улыбнуться.
На ступеньках дома, - словно бы начав спускаться навстречу гостям и остановившись, - стояла среднего роста женщина, казавшаяся выше из-за величавой осанки. Она
Когда Леонард с женой приблизились к крыльцу, хозяйка наконец ступила на землю, придержав от ветра легкую серебристую вуаль, приколотую к ее светлым волосам, собранным в высокую прическу; блеснули перстни на белых тонких пальцах.
– Мир вам и привет, - сказала Констанция. – Надеюсь, у нас вы отдохнете от своего многотрудного пути.
Леонард поклонился госпоже дома и, взяв ее руку, коснулся губами пальцев. Констанция учтиво улыбнулась, потупив глаза; но никак не выказала своих чувств. Феодора вдруг подумала, что ей не нравится эта женщина: хотя она совершенно не знала ее.
Тут Констанция наконец обратила свой взор на нее – и, неожиданно для московитки, легким движением взяла ее за плечи, поцеловав воздух справа и слева от ее лица: христианское приветствие, у римлян столь же полное, как выеденное яйцо.
Феодора хотела что-то сказать хозяйке, но та уже одаривала вниманием других. Еще раз зорко оглядев гостей, будто схватывая мельчайшие подробности, жена Мелетия Гавроса улыбнулась всем и сказала, чтобы господа шли за нею – а об их людях и лошадях позаботится управляющий, которого она сейчас пришлет.
Феодоре очень захотелось узнать, дома ли сам Мелетий: и каков окажется из себя он. Но прежде, чем она успела вообразить себе, где может быть хозяин, Мелетий явился в гостиную, завешанную пурпурными тканями и освещенную свечами, собственной особой.
Это был седоватый человек среднего роста, одного роста с женой – может быть, даже чуть пониже; Мелетий улыбался с мягким, любезным выражением. Ему могло быть около пятидесяти лет. Феодора почувствовала в его манере ту же холодноватую ласковость, что замечала у Фомы Нотараса.
– Добро пожаловать, - только и произнес он.
И в самом деле: что воспитанному аристократу сказать еще, при первой встрече? Вот когда Мелетий Гаврос устроит в их честь обед, тогда, конечно, пойдет долгий, сердечный и умный разговор о гостях и хозяевах, о церкви, может быть, о философских материях…
Мелетий задержал на Феодоре взгляд таких же светлых, как у жены, глаз: ровно настолько, сколько требовала вежливость. Он поклонился ей – и Феофано, которая стояла позади московитки, несколько в тени.
– Констанция проводит вас в ваши комнаты, мои госпожи.
Феодора горячо поблагодарила, считая мгновения до того часа, когда наконец останется наедине с собой и своими мыслями.
Им приготовили ванны – в доме Мелетия Гавроса были купальни, которые подошли бы для самоуслаждения капризнейшей из высоких особ; холодная и горячая вода подводилась по трубам и без перебоя, у Мелетия Гавроса нашлось и душистое мыло, и масла, и скребки, и различные эссенции для тела.
Потом Феодору проводили в спальню – общую для нее и Леонарда и смежную с комнатой Феофано, как еще раньше уговорился с хозяином комес.