Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
Мардоний вдруг бросился к нему, схватил и обнял: уже с мужской силой и горячностью, а не юношеской.
– А ты мне разве не свой? – прошептал он. – Ты больше свой, чем все другие! Чем мой брат!
Он поцеловал московита несколько раз – в щеки, в губы; потом всхлипнул.
– Ну, будет… Будет, - Микитка с усилием, сам прослезившись, отстранил от себя сына Валента. Посмотрел ему в глаза и увидел, сколько в этом юноше отцовского, бесшабашно-македонского и страстного – даже больше, кажется, чем в старшем брате!
– Пора жизнь
– Куда мне тут жениться! – сказал Мардоний.
Микитке не пришлось - и никогда уже не придется решать это для себя; а Валентов сын живо представил итальянских девиц, из которых придется выбирать. Его узкие губы дрогнули с выражением отцовской презрительной гордости.
– Да ведь тут наверняка есть гречанки, - сказал Микитка. – В Риме и Анцио, может, и мало… зато в Венеции куда больше! Ты подружи получше с господином Мелетием, он тебе живо кого-нибудь сосватает!
Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.
– Не всегда же нас будут там караулить, - сказал евнух.
– Всегда, - вдруг сказал Мардоний с какой-то ненавистью – к отцу? Или, может, к тому, что жизнь так устроена?
– Пока Валент жив, он нас не забудет и в покое не оставит, я его знаю!
– Ладно Валент, - сказал Микитка.
Он быстро подошел к окну и раздернул занавески, выглянув во двор: будто опасался, что их могли услышать оттуда.
Микитка обернулся – солнце осветило его красивое и суровое лицо, от ветра затрепетали русые волосы надо лбом, перехваченным узким ремешком.
– Констанция еще хуже, она не забоится, хоть и жена! У нее римский бог… а знатные жены, когда крепко уверуют и крепко возьмут что-нибудь в голову, бывают куда опасней мужей, - сказал он. – Потому что знатные мужи все равно идут и убиваются – а знатных жен не трогают до самого последнего часу, пока совсем не припрет…
– Это у христиан, - сказал Мардоний.
Микитка поднял голову, сложив руки на груди.
– Пусть у христиан, у греков, у итальянцев, - согласился он. – А ты хочешь к туркам? Как отец хочешь быть?..
– Нет, - сказал Мардоний сурово. – Как отец – ни за что!
Юный македонец поправил черные волосы, собранные в хвост, будто у гордого коня, - теперь Мардоний уже мало походил на евнуха, как когда-то: в нем играло мужество… просыпались дремавшие в детстве задатки, может быть, совсем недобрые.
Тут вдруг раздался стук в дверь. Мардоний вздрогнул; потом торопливо пошел открывать.
На пороге стояла Феодора, одетая в белую тунику со свисающими рукавами и волочащимся по полу подолом; темно-русые волосы, заплетенные в косу, на голове придерживала серебряная сетка, на груди висело золотое ожерелье царицы Парисатиды.
Как долго можно таиться, подумал Мардоний. Мы тут уже давно как на ладони у всех шпионов!
Он отступил и поклонился, приглашая госпожу в комнату. Она
– Я вам вашу книгу принесла, - сказала она. – Забыла совсем!
– Оставь себе, госпожа, - быстро сказал Мардоний, решая и за себя, и за друга. – Оставь, она твоя!
В гостях у Гавросов они почти ничего не могли читать – Микитка, который вел себя и жил как простой слуга; и Мардоний, справедливо опасавшийся хозяйки, которая наверняка особенно пристально следила за Аммониями.
– Спасибо, - сказала Феодора. – Но ведь я ее вам не дарю. Даю на время, пока не дочитаете.
Она нахмурилась и покраснела, вспоминая поведение своей царицы. Потом улыбнулась, радуясь, что из драгоценнейших книг, которые они везли с собой, ни в Венеции, ни в Риме ни одна не пропала: в гостях у Гавросов Феодора и книги, и свои заметки убирала в сундук, запиравшийся на ключ.
Все книги, бывшие у них, Леонард Флатанелос с женой уговорились держать у себя – потому что не надеялись на юношей. Теперь только можно было разделиться и все разделить.
Феодора присела на сундук, в котором Мардоний и Микитка держали свои вещи.
– Давайте разберем, кому что, - сказала она, оглядывая друзей. – Ты ведь скоро уедешь, Мардоний.
Мардоний кивнул, не решаясь думать об этом будущем – когда он останется сам по себе, без своего друга, без могучего комеса, с беременной сестрой… И отчего Леонард Флатанелос так спешит избавиться от него? Может, затем, чтобы спутать планы противника – чтобы Валент подольше не узнал, где его дети?..
– А как же твой муж? А госпожа…. А Феофано? – спросил юноша.
Феодора улыбнулась.
– Они мне и поручили за всех разобрать… Леонард слишком занят сейчас, а царица отдыхает.
Феофано была сейчас с Марком. Мардоний, конечно, сразу понял; теперь уже о положении Феофано знали все.
Микитка подошел, готовясь помочь; Феодора не отказалась от помощи второго юноши-книжника. Микитка на удивление быстро научился разбираться в книгах и в истории не хуже образованного грека: может быть, торопился учиться… больше, больше, как сама Феодора.
Такие простые люди – простые русы, как Желань и Микитка, - всегда стремятся учиться сегодня, потому что завтра им могут не дать!
Феодора и Мардоний несколько раз сходили в гостиную, где все еще лежали неразобранные свитки и тома; спорили, но без злости, а с удовольствием ученых людей. Закончили разбирать спустя час, а может, и больше – никто не считал времени.
– Этого мало, конечно, - произнесла Феодора. – И позже пригласим Леонарда и Феофано, чтобы они свое слово сказали… А вы сейчас спускайтесь на ужин.
Она посмотрела на Мардония, потом на Микитку.
Русский евнух хотел было отказаться, напомнив, что он не ровня ей и Мардонию; что всяк должен знать свое место. Но потом подумал, что такая гордость может оскорбить Феодору и его друга.