Стая бешеных
Шрифт:
– Хорошо. Действительно, увольнение с работы – не преступление против моей подзащитной. Хотя уволили ее нечестно, отобрав причитающиеся деньги за выполненную работу. Вам было обидно?
– Да.
– Еще бы! Вы заключили очень выгодный для фирмы контракт, по которому вам причиталась довольно внушительная сумма. А фирма просто увольняет вас, забирая причитающееся себе. Но давайте продолжим. А что случилось потом?
– Потом меня пытались убить.
– Как это произошло?
– В темном переулке в мою машину врезался грузовик.
– Свидетельство об этом есть в материалах дела. Прошу суд ознакомиться со справкой ГИБДД. В двух словах: ни с того ни с сего на машину моей подзащитной со всего хода наезжает тяжелый грузовик. Водитель с места происшествия скрылся. Грузовик оказался угнанным. Я сейчас не пытаюсь исследовать причины этого, не побоюсь сказать, покушения. Я просто складываю одно с другим. А теперь перейдем к самому главному, к тому, что собрало нас в этом зале. Расскажите, пожалуйста, что произошло в этот день.
– О Господи, мы слышали это уже много раз, – как бы про себя пробурчала прокурор.
– Вы слышали это много раз, будучи уверенными, что все слова моей подзащитной – ложь. Но если мы хотя бы на минутку ей поверим, то вот вам последняя капля. Ее обворовывают. И она, вернувшись из Крыма, видит человека, который, по ее мнению, к этому причастен. Это было так?
– Да.
– Протестую. Защита подсказывает ответы.
– Отклоняется.
– Да. Согласен, ни чемодана, ни ножа на месте не обнаружено. Из чего делается далеко идущий вывод, что моя подзащитная и вовсе никуда не ездила. Тогда у меня вопрос к подзащитной. Скажите, вы любите одеваться со вкусом?
– Да, – несколько удивленно ответила Ирина.
– Вы следите за своими туалетами?
– Да.
– Понятие ансамбль в одежде вам знакомо? То есть можете ли вы надеть, скажем, кружевную кофточку вместе с джинсами?
– Нет.
– Переходите к сути дела, – нетерпеливо прервал судья.
– Самая суть! В протоколе нет ни чемодана, ни ножа. Но есть, и прошу обратить на это ваше особое внимание, шляпа. В протоколе так и записано: «шляпа типа панама ярко-желтого цвета…» Панама, слышите? В тот день – вот данные Гидрометцентра, – в Москве было пасмурно. Кроме того, а здесь меня особенно должны понять женщины, платье на подзащитной было светло-розовое, почти такое же, как сейчас. Ну как вам розовый с ярко-желтым? Впечатляет? Почему вы в тот день надели панаму?
– Мне просто некуда было ее сунуть.
– Вот вам и ответ! Конечно, Пастухова приехала с юга. Конечно, она только что сошла с поезда. Она торопилась домой! Панама фигурирует в протоколе. На нее просто не обратили внимание.
– Протестую. Защита обвиняет органы правопорядка в подделке протокола.
– Я высказываю сомнение. Потому что теперь все дело становится не таким ясным. И теперь имеет смысл выслушать мою подзащитную подробнее. И, может быть, прислушаться к ее показаниям.
А дальше Гордеев снова подробно,
Краем глаза Гордеев наблюдал за присяжными, теперь они смотрели на Ирину немного другими глазами. Нет, не сочувствующими, до сочувствия было еще далеко, но как бы понимающими.
Это был второй успешный ход.
А к концу Гордеев даже перешел к самой поездке в Крым. Все-таки надо бы сгладить пусть и не такое уже страшное впечатление от убийства. Этот четкий психологический ход Гордеев усвоил давно.
– Скажите, вы можете пояснить, почему проводник поезда не узнал вас? Почему он показывает, что в этот день вы в его вагоне не ехали?
– Протестую, – уже вяло сказала прокурорша. – Обвиняемой предлагается делать собственные умозаключения в связи с показаниями свидетелей.
Судья растерянно завертел головой. Он не очень-то понял протест обвинения, но чувствовал, что действительно вопрос не совсем корректен.
– Давайте все-таки послушаем мою подзащитную, – весело предложил Гордеев, чувствуя, что он сейчас в ударе. – Может быть, забывчивость проводника объяснится? Вот, кстати, жаль, что обвинение его не пригласило в судебное заседание. Итак, расскажите нам о происшедшем в поезде.
Ирина уже была готова говорить. Потому что видела – ее слушают. Слушают внимательно. И она рассказала историю собственной глупости, иронично подсмеиваясь над собой, вовлекая слушателей в собственную доверчивость.
– Да, но вы не ответили, почему же проводник вас не узнал, – напомнил в конце рассказа Гордеев.
– Я думаю, все дело в том, что проводник просто не хотел меня вспоминать.
– Как это? – тонко сыграл удивление Гордеев.
– Оказывается, проводник обязан возить с собой декларации. Более того, он обязан перед границей пройти по купе и предложить заполнить декларации всем пассажирам.
– А ваш проводник этого не сделал?
– Нет.
– Как вы думаете, почему?
– А разве не ясно?
– Протестую! – вскочила прокурорша. – Домыслы обвиняемой выдвигаются в качестве…
– Отклоняется, – по-мальчишески махнул рукой судья.
Глава 65. ОБВИНЕНИЕ.
Самый важный и для защиты и для обвинения день в судебном разбирательстве называется прения сторон.
Давно минули те времена, когда великие русские юристы заставляли зал суда рыдать и хохотать, когда бросали в сухой порох дремлющих человеческих мыслей огонь горячего слова о свободе, о совести, о праве, когда заставляли присяжных выносить оправдательные приговоры, а зал подхватывал на руки подсудимых и выносил их восторженной толпой на улицу.