Стая бешеных

Незнанский Фридрих Евсеевич

Сморгнув, она прояснила дорогу перед глазами на развороте у академии и приблизилась к «Аэростару». Серая громада «Аэростара» на фоне серого неба стояла безликая со своими непроницаемыми с улицы окнами, устрашающий гигант, вместивший в себя многие судьбы людей, со всеми их зыбкими надеждами, ее работу, которая, если руку на сердце положить, совсем не грела ее. Ирина оставила машину на стоянке и, прошуршав по ворсистому паласу у крыльца, открыла дверь. Охранник поклонился ей, она ответила ему быстрым кивком и подошла к лифту. Лифт

открыл дверь с мелодичной фразой из трех нот. Ира, входя, впервые обратила внимание, что эти же три ноты начинают моцартовский реквием – заупокойную мессу. Все вокруг дышало смертью, всюду виделось указание на конечность всего сущего.

«Я шизею», – сказала себе Ирина, стараясь вложить в этот вывод всю свою самоиронию. Почему-то легче не стало.

Ирина привычно прикоснулась бедром к замку и вошла в офис. Обстановка офиса – яркое освещение, едва слышные шаги по ковролину, запах ксерокса, бумажный шелест, еле слышный звук компьютера, весь этот быт большой и нерусской фирмы вернул Ирину к деятельному состоянию. Сейчас ей осталось натянуть на себя обычную маску клерка и вернуться к горьким раздумьям только после шести вечера.

Она расположилась у монитора, обменявшись улыбчивыми приветствиями с сотрудниками, и вызвала свои файлы. Компьютер приветливо вывесил флаг: «Ирочка, душка, ты заплатила за квартиру?» Этот фамильярный текст, придуманный ею же в лучшие дни, сейчас раздражил ее, и она с горячностью ткнула в кнопку «Esc», чтобы избавиться от него. Появились, сменяя друг друга, электронные таблицы, списки, диаграммы. Ирина остановилась на английском тексте: «Смартфакс» побивает «Моторолу» и принялась переводить.

Зазвонил местный телефон. Послышался знакомый, все более и более отвратительный ей голос Владимира Дмитриевича.

– Алло, Ирина? Не могла бы зайти ко мне на пару слов?

– Охотно, Владимир Дмитриевич, – с казенной приветливостью отозвалась Ира. Она положила трубку и, свистя шелковой юбкой, пошла к боссу.

Бывший комсомольский бог принял ее дружелюбно, так, словно не было тягостной по воспоминаниям последней сцены в этом кабинете. По-приятельски он сам заварил кофе и вынул из шкафа стандартный для «Эрикссона» набор печенья и хрустящей соломки.

– Послушай, – сказал начальник, – у меня сегодня есть два билета на оперу. Ты ведь любишь оперу?

– Люблю, – ответила Ирина. «О боже мой, как он банален! – подумала она про себя с тоской. – Даже не мог придумать ничего пооригинальнее». – А что за опера?

– Я не помню, какая-то зарубежная. Это очень хорошая опера. Как-то… не помню. «Иоланта» или что-то в этом роде.

– Я ее слышала, – сообщила Ирина, – это старая постановка. Чайковский.

– Правда?

– А когда?

Она опрометчиво заранее сделала грустное и озабоченное лицо, с каким скажет: «К сожалению, я в этот раз не смогу, у меня дела». Шеф заметил это и улыбнулся, как ей показалось, с некоторым коварством во взгляде.

– Сегодня, –

сказал он и откинулся в кресле с самодовольством.

– Ой, Владимир Дмитриевич, – огорчилась Ира, – сегодня я, к сожалению, не смогу. У меня дела.

Она не могла понять, отчего у него такой радостный вид.

– А какие дела? – спросил он, прикидываясь наивным пареньком.

– Ну, знаете… У меня во всяком случае могут быть планы, которые я не хотела бы публиковать.

– Какие планы? – с той же детской интонацией переспросил начальник.

– Владимир Дмитриевич, – Ирина прямо посмотрела ему в глаза, – у меня очень большие планы. И мне не хотелось бы, чтобы они были еще больше.

– Ты что, не хочешь пойти со мной в оперу? – продолжая паясничать, вновь спросил он.

– Если вы ждете прямого ответа: да, не хочу.

– Почему?

Это начинало ее раздражать. Владимир Дмитриевич все больше и больше сообщал своему лицу выражение детского недоумения, словно она была мама или старшая сестра, а вовсе не молодая женщина, которую он хочет обнять своими мокрыми руками.

– Я люблю итальянцев.

– Ты не патриот?

– Патриот.

– И любишь итальянцев?

Она молчала, все больше раздражаясь и уже откровенно не понимая, что он от нее хочет.

– А немцев?

Она сдержалась, чтобы не надерзить. Памятуя о том, что она бизнес-леди и должна заботиться о карьере, она улыбнулась и пригубила кофе.

– Люблю, – ответила она светски. – Вагнера.

– А меня? – тотчас спросил он, не меняясь в лице.

– Ой, да! Я опять забыла спросить вас о жене и детях, – в свою очередь детски улыбнулась Ирина.

– Ты не ответила на мой вопрос, – еще больше разулыбался начальник. – Меня ты любишь?

– Нет.

И сразу у нее стало легко на душе от сознания, что можно больше не ломать комедию, а попросту пойти за рабочее место и заняться «Смартфаксом» и «Моторолой».

– Как жаль! – Начальник комически воздел руки к потолку. – Очень, очень жаль.

– Я, пожалуй, пойду, – сказала Ира, отставляя чашку с кофе. – У меня дела.

– Так я и пригласил тебя поговорить о делах.

– О делах я готова.

Ирина вновь придвинула к себе чашку, обозначив желание сидеть здесь сколько угодно, если шеф не будет уклоняться от служебных тем.

– Что у тебя там с Прагой? – полюбопытствовал он.

– Прекрасно. Все готово. Через неделю я им назначила встречу. Документы подписаны. Кстати, никаких ошибок в них нет, я спрашивала юриста.

– О, да ты будешь прямо миллионершей, если все выгорит.

– Ну да, я очень довольна.

Ирина опасливо оглянулась на стеклянную стену. Никого не было. Босс, однако, озабоченно вынул из стола папку с отчетом Ирины о конференции и, казалось, был увлечен только им. Он одобрительно кивал головой на отмеченных маркером местах, явно одобряя Ирино предприятие.