Стеклянная мадонна
Шрифт:
– Есть ли поблизости хозяин?
– Я хозяин. В чем дело?
– Здравствуйте.
Фермер ничего не ответил. Мануэль спросил:
– Я слыхал, что вам нужен работник.
– Кто это тебе сказал?
– Неважно. Работник нужен?
– Ну, нужен. Что ты умеешь?
– Все, что угодно, с животными. – От одной мысли о лошадях Мануэль расплылся в улыбке.
– Откуда вы? – спросил фермер.
– С Тайна.
– Что ты там делал?
– Шесть лет работал у мистера Легренджа.
– А сейчас почему перестал?
– Плохие времена! Все поместья в упадке, людей поувольняли. –
– У меня восемьдесят коров, – сказал фермер.
– Ого!
– Доить умеешь? – осведомился фермер.
– По правде говоря, я никогда не доил, но любая премудрость, на которую у другого уходит целый день, у меня отнимает полдня. Вообще-то я больше знаком с лошадьми. – Он покосился на пару кляч.
Фермер оглядел его с ног до головы и сказал:
– Ладно, попробуем. Четыре шиллинга в неделю, домик, ужин и сколько угодно молока. Твоя женщина, – он, не глядя, кивнул в сторону Аннабеллы, – сможет работать в доме за шиллинг в неделю.
Фермер ждал ответа. Мануэль думал: «Господи, четыре шиллинга! Выходит, шестеро мучеников из деревни Толпаддл страдали зря! Их сельскохозяйственный профсоюз ни к чему не привел. С тех пор, как их осудили и выслали в Австралию, минуло больше тридцати лет, а батракам по-прежнему платят четыре шиллинга». Аннабелла вообще решила, что фермер шутит. Самая забитая служанка в их домашнем хозяйстве, судомойка, и та получала два шиллинга в неделю, одежду и деньги на пиво, чай и сахар; Мануэль же имел не менее десяти шиллингов, отлично питался и ходил Щеголем.
– Что ж, попробуем.
– Даю вам месяц испытательного сроку, а потом заключим договор. Ступайте туда, в дом.
Мануэль двинулся в указанном направлении, не произнеся больше ни слова. Отойдя подальше, Аннабелла тихонько сказала:
– Но, Мануэль, четыре шиллинга в неделю – это слишком мало! – Она не стала говорить о своем шиллинге в неделю.
Глядя прямо перед собой, он ответил ей:
– У нас будет крыша над головой, мы сможем передохнуть. А главное, вы поразмыслите о своем будущем.
Он не знал, насколько прозорливыми окажутся его слова.
Казалось, дом фермера и хозяйственные постройки стоят на островках посреди моря грязи. Двор перед коровником представлял собой испещренную следами копыт навозную топь, доходившую до самых дверей дома. В каменной нише перед дверью красовался скребок для подметок – свидетельство того, что навоз не полагалось заносить внутрь.
Дверь отворила девушка, примерно одного возраста с Аннабеллой, бледная, худая, зато с огромной грудью. Поверх синенького платьица на ней был надет грубый фартук, рукава платья засучены выше локтей.
Несколько минут назад Мануэль предупредил Аннабеллу, чтобы она помалкивала и вспоминала, когда говорить «ага», а когда «ну». Все переговоры будет вести он сам. Сейчас он сказал:
– Нас прислал ваш хозяин. Нас приняли на работу.
Она оглядела новичков и крикнула через плечо:
– Хозяйка, здесь пришли двое.
Хозяйка подошла к двери. Она тоже была худа; о твердости ее характера свидетельствовал
– Значит, он вас нанял?
– Да, мэм.
– Ваш дом за углом. Я подойду через минуту.
– Благодарю.
Они обошли угол и увидели свой дом, больше похожий на большую хибару. Дверь дома была низенькой, в каждой стене имелось по оконцу. Мануэлю пришлось согнуться, чтобы войти внутрь. Они оказались в комнате в десять футов длиной и восемь шириной, с открытым очагом и печью для выпечки хлеба, занимавшей одну стену. У другой стены стояли стол и два табурета. На полках громоздилась старая посуда. Рядом была дверь, ведущая в соседнюю комнату. Они посмотрели на стоявшую там кровать. Это был грубый соломенный матрас на деревянном каркасе. В ногах лежали два свернутых латаных пледа. Аннабелла резко отвернулась, словно вознамерилась спасаться бегством. Мануэль еще некоторое время рассматривал кровать. Обернувшись, он увидел, что Аннабелла удрученно опирается о стол.
– Я немного поколдую со шкурами. – Он пнул ногой свой мешок на полу. – Получится лучше, чем это.
Она с трудом выдавила:
– Но здесь спала та женщина, у которой туберкулез…
Он побагровел от гнева, прищурился и сказал:
– Хорошо, можете не спать на кровати. Спите на улице. Напрасно вы боитесь заразы. Гораздо опаснее простудиться под дождем.
– Возможно, но так мне больше нравится.
– Господи! – Он отвернулся и хотел что-то присовокупить, но в этот момент в хибару вошла хозяйка. Сначала она пристально посмотрела на обоих, а потом сказала:
– Он говорил вам, что вас будут кормить обедом?
Мануэль не ответил, поэтому Аннабелле пришлось кивнуть и промычать: «Ну…» Глядя на нее в упор, хозяйка продолжала:
– Печь хорошая, зимой она дает много тепла. Дров хватает. Теперь насчет твоей работы: будешь начинать в четыре утра…
– В четыре?!
– Я же сказала! Ты что, тугоухая? – Помолчав, она продолжила: – Будешь взвешивать молоко и помогать переносить фляги к дороге. Потом будешь мыть ведра для следующей дойки. Завтрак в семь: на него тебе дается полчаса. Потом будешь помогать по дому, там всегда есть что чистить и скрести. Обед в три. Потом приводишь с луга коров и в шесть заканчиваешь. У тебя еще останется время на этот дом. – Она трижды кивнула и сказала Мануэлю: – Тобой займется хозяин, будешь доить и пахать. – Она снова посмотрела на Аннабеллу. – Не забудь, в четыре утра! Лентяйки мне ни к чему.
Когда дверь закрылась, Аннабелла подняла глаза на Мануэля и по старой памяти воскликнула, совсем как ребенок:
– О Мануэль, что же мне делать?
Не глядя на нее, он ответил:
– Я вас предупреждал. А вообще-то, – он помедлил, – у страха глаза велики. Все это можно осилить. Самое трудное – вставать в такую рань. Зато у нас теперь есть крыша над головой. Но вернемся к ночлегу. Что вы выбираете?
Она посмотрела на него и тихо ответила:
– Я предпочитаю спать здесь.
Его белоснежные зубы сверкнули; он прикусил нижнюю губу, а потом крикнул, заставив ее подпрыгнуть от неожиданности: