Стена (Фантастические повести)
Шрифт:
— Нечего возмущаться, — заявил Игорь. — Надо знать собственных родичей. Она у тебя восторженная, как канарейка. Я ей вчера стихи почитал, сегодня про конспирацию потемнил — вот она меня глазами уже и ест, как солдат генерала. Что ни объявлю — всему верит, — все это Игорь говорил именно для Пеликана, прекрасно понимая, что преувеличивает, приписывает Лиде чересчур сильные чувства. Но как иначе утешить Пеликана? Утешить и утишить… Правда, добавил честно: — Все это у нее пройдет так же быстро, как и возникло…
— Надеюсь, — сварливо заметил Пеликан. — А то ты в свою Московию утопаешь, а она…
— Живи спокойно, Пеликан. Ничего с ней не случится, ни о чем она не догадывается… Говори, зачем звал?
Пеликан встал и заходил по комнате. Она была ему тесна, как тюремная камера: три шага в одну сторону, три в другую. Дядя Матвей по-прежнему сидел молча и не отрываясь смотрел на Игоря.
Игорь терпеливо ждал, пока Пеликан отмерит задуманное количество шагов и что-нибудь скажет. Наконец Пеликан остановился, взялся ручищами за гнутую спинку стула. Игорь даже испугался: не сломал бы…
— Вот что, парень. Я чего опасаюсь? Можно ли тебе доверять?
Другой бы стал уверять Пеликана в своей верности, клялся бы и божился, а Игорь лишь плечами пожал:
— Твое дело. Я тебя понимаю: чужая душа — потемки.
— Не в том суть, — покривился Пеликан. — При чем здесь душа? Парень ты надежный, да больно дорога далека…
— Куда дорога?
Дядя Матвей разлепил губы — а Игорь думал, что они у него навеки склеились, — и вставил свое:
— Не путай малого, Гриня, дуй по порядку…
А Пеликан словно и ждал этих слов. Враз успокоился, опять умостился на стуле и начал «дуть по порядку».
— Про взрыв и пожар в казармах слыхал?
— Весь город взбудоражен…
— Какие-то умные люди постарались. — Пеликан подмигнул Игорю, полагая, что тот поймет, что к чему, кого он в виду имеет. А может, просто так подмигнул, из хорошего настроения, а Игорь напридумал себе невесть чего. — Так из-за этих громких дел, — продолжал Пеликан, — мне из города трудненько будет выбраться…
Игорь усмехнулся. Он знал то, чего Пеликан не ведал.
— К Софье Демидовне из контрразведки приходили, про тебя спрашивали…
Дядя Матвей быстро глянул на Пеликана.
— Я упреждал: не ходи сюда…
— А не пришел бы — ни хрена б не было, — рявкнул Пеликан.
А дядя Матвей на рявканье внимания не обратил, сказал спокойно:
— Зря гоношишься. И без тебя справились бы…
И опять Игорь почувствовал, что он здесь лишний, что разговор идет о чем-то своем, тайном, может быть, даже о взрыве в казармах. И посвящать Игоря в суть этого разговора никто не собирается.
— Чего про меня Сонька наплела? — спросил его Пеликан. Со злостью спросил, будто заранее решил про Софью Демидовну: все, что помнила, — выдала.
— Ничего не наплела, — ответил Игорь, — незачем ее поливать почем зря. Хорошая у тебя родственница — уж не знаю, кем она тебе приходится. Сказала, что давным- давно тебя не видала, ни слуху о тебе, ни духу… Да, по-моему, она тебя за респектабельного господинчика держит. С царем в сердце и в голове.
— Эт-то точно, — засмеялся Пеликан. — Сонька святая баба, все у нее хорошие да честные, плохих не имеется… — И к дяде Матвею, с торжеством: — Видал? Нечего было панику пороть! «Не ходи сюда, не ходи сюда»… — передразнил он дядю Матвея.
Тот опять не обиделся — все от него, как от стены, отскакивало, — сказал непонятно:
— Не ходил бы — сам пошел бы…
А Пеликан немедленно отпарировал:
— Другой сходит, ехали бояре. Вон он… — и на Игоря кивнул.
— Идти далеко, — кротко заметил дядя Матвей. — А тебе сидеть и сидеть…
Игорь наконец не выдержал полного неведения — слушал дурак дураком, ушами хлопал, — взмолился:
— Может, объясните, о чем речь?
— Объясни человеку, Гриня, — строго сказал дядя Матвей. — Он мне нравится. Серьезный.
Вот и дождались! Игорь усмехнулся про себя. Большое дело: нас серьезными назвали…
— Плохих не держим, — заносчиво подтвердил Пеликан и бухнул, не раздумывая, без подготовки: — Понесешь кой-куда один пакетик. Ба-алыиой ценности вещь!
Так. Слово сказано. Что ж, Игорю доверено большое дело, спору нет. Большое, трудное и опасное. И странная вещь: он совсем не думал сейчас об опасности. Более того: ни разу не вспомнил ни о темном дворе на Кутузовском проспекте, ни о вежливых мальчиках, ни об их угрозах, ни о своих — неподдельных! — страхах. Чужая память делала его смелым и решительным, а своя ни о чем неприятном не напоминала. Услужливой была.
— Хорошо, — сказал он. — Куда идти?
Пеликан перегнулся через стол, почти лег на него. Зашептал. Правда, шепот у него — в соседней комнате слышно.
— В сотне километров на северо-запад — по вашей с профессором дороге, крюка давать не придется, — должна сейчас стоять двадцать вторая кавдивизия. Командиром у них Иван Федорович Сокол, человек геройский. А начразведки — Семен Дворников. Запомни их фамилии. Придешь к Семену, доложишь обо мне так: сидит Пеликан в подполе, пряники жует. И передашь пакет.
Было сомнение:
— А поверят?
— Поверят. Только так и скажи, слово в слово: сидит Пеликан в подполе, пряники жует. Запомнил?
— Запомнил. Дело нехитрое.
— Запомнить — тут и впрямь хитрость не нужна. А вот дойти…
— А что «дойти»? Шли до сих пор…
— То до сих пор.
— Или изменилось что?
— Может, и изменилось. Бог рассудит.
— Опять ты о боге, Пеликан!
И тут молчаливый дядя Матвей свое вставил, и не без суровости:
— О боге никогда не вредно вспомянуть.