Стена (Фантастические повести)

Абрамов Сергей Александрович

Дома никого не было.

— Мама будет позже, а папа в командировке, — сообщила Настя.

Игорь отволок банки на кухню, которая смотрелась довольно грустно: закрытые газетами столики, шкафчики, плита, обернутый в тряпку фонарь под потолком, в углу — насос с распылителем — для побелки. Белил может не хватить, заключил Игорь: в прошлом году у них ремонт состоялся, кое-какой опыт имеется. Подумал: поделиться с Настей соображением? Решил: попозже, перед уходом. Тогда появится повод приехать еще раз и еще раз побыть в приятной и необременительной роли рыцаря-банконоса.

Предложил:

— Может, в кино сходим?

Но Настя предложение отвергла:

— В следующий раз. А сейчас я вам сварю кофе, я замечательно варю кофе, и мы послушаем музыку.

А-атличный вариант! Лучше не придумать! Тем более что «следующий раз» уже обещан.

Пили кофе — Настя, конечно, преувеличила свои способности, но разве в том дело? — слушали музыку. Коллекция пластинок у Насти прекрасная. «Отвальная», как сказал бы Пащенко, что означало: увидеть и «отвалиться» замертво — от зависти и восхищения. Потанцевали, благо он это неплохо умел, а уж она — и говорить нечего. Иначе быть не могло: умение «отвально» танцевать входило, по мнению Игоря, в заранее нарисованный им образ Насти, девицы- красавицы, святой покровительницы странствующего рыцарства.

Впрочем, кое-что, как Игорь еще в прошлый раз углядел, из образа выпадало. Вот и сейчас: поговорили, танцевали, коробку шоколадного «ассорти» ополовинили — все шло куда как гладко, а перед тем как ему уйти — он уже у двери стоял — Настя возьми да и спроси:

— Вас что-то тревожит, Игорь, ведь так?

Вот тебе и раз! Мама родная, любимая, папаня-инженер, лучший друг Пащенко, интеллектуал и прыгун в высоту, — никто не замечал. А девушка Настя с ходу заметила.

А что заметила, спросим? Что нас тревожит, волнует, спать по ночам не дает? Вроде спим спокойно, так что, извините, замечать нечего…

Ты хоть сам с собой не крути, товарищ Бородин, себя не обманывай. Отлично знаешь, что какой день уже живешь двойной жизнью или, точнее, двумя жизнями. Один Игорь Бородин ходит на занятия в класс, зубрит уроки, смотрит телевизор, сидит в гостях у хорошей девушки Насти, перешучивается с другом Валерой, беседует с отцом о прочитанной книге. А другой Бородин, его тайный двойник, идет по Руси с котомкой, смотрит по сторонам, видит то, что видит, ищет смысл жизни.

А может, себя он ищет?..

Зачем ты пошел туда, зачем перешагнул зыбкую границу двух времен? Что ты потерял именно в этот год, в эту осень, на этой дороге? Что тебе нужно от старика Леднева, от Пеликана? Приключений тебе не хватало? Да не любишь ты приключений, только тишком помечтать о них и способен, а как дойдет до дела… Кстати, похоже, что скоро дойдет и до дела: вспомни наказ Пеликана…

А может, ты и вправду себя ищешь?

Говорят: по достижении прелестного переломного возраста, когда юноша вот-вот станет мужчиной и начнет вовсю творить великие дела, у него появляется неосознанное желание обрести почву под ногами. А иначе-то как великие дела творить — без почвы, без точки опоры? Несерьезно. Архимед вон не смог, только наобещал…

И так тебе самому все это странно, неясно, что даже состояние явной раздвоенности скрываешь ты ото всех, и скрываешь удачно, все время за собой следишь — не сорваться бы, не выдать себя. И до сих пор все преотлично выходило!..

А тут не уследил? Или девушка Настя у нас — экстрасенс, склонна к телепатии, умеет заглядывать в тайные глубины души?

Однако заданный вопрос требует ответа.

— С чего вы так решили, Настя?

— Вы как будто здесь, и как будто вас нет.

Не очень по-русски, но понятно. И главное, верно. Ах, как радостно было бы поделиться с кем-нибудь, пусть с Настей, собственной тайной, мучающей, выматывающей, сладкой! Но нет, нельзя. И не потому, что не поверит. А потому, что не его это тайна — того Игоря Бородина, двойника, который еще не знает, зачем отправился в путь. Узнает ли?..

— Я здесь, Настя, только здесь, и мне отсюда и уходить не хочется, — вроде бы банальность сказал, а столько тоски в нее вложил, что Настя — сама того не ожидала! — протянула руку и погладила Игоря по щеке — лег- ко-легко, чуть касаясь кончиками пальцев.

Он поймал ее руку и поцеловал. Вон какой смелый!

— Я позвоню завтра, ладно?

— Обязательно, Игорь. Я буду ждать.

7

Посмотрел на часы: батюшки светы — десять без пяти! Впору только до дому доехать, и то разговоров не оберешься: не позвонил, не предупредил, родители взволновались. Придется сегодня к березе не ходить, завтра пораньше проснуться и сбегать туда перед школой… Да ничего не произойдет: что сегодня, что завтра! Все равно он появится в прошлом как раз в тот момент, когда надо будет Леднева «оживлять», раньше незачем. В какой момент необходимо — в такой и появится, от желания зависит…

И все-таки совесть мучает: будто изменил чему-то близкому…

Усмехнулся: с Настей изменил. «Нас на бабу променял». Выходит так… Только ничего и никого он не променял! А Настя ему — как подарок, как манна небесная. Последнее время только чужой памятью и жил, пережидал время — с утра до похода к березе. Устал как собака, нервы ни к черту! Завтра надо подойти к Наталье, поблагодарить ее — за Настю…

А впрочем, за что благодарить? Настя есть, и Насти нет. Она пока не твоя, а береза у сломанной скамейки и все, что за ней, — только твое, ничье больше. И ничьим никогда не станет, не может стать…

Вышел во двор. Куда идти? Ага, вон в те ворота, кажется.

Когда проходил мимо ящиков и кирпичей, сложенных у заданного входа в какой-то магазин, его окликнули:

— Эй, парень!

Остановился, посмотрел в темноту. В животе стало холодно и будто камень повис. Трусоват был Ваня бедный, как в детской песне поется.

— Что такое?

— Подойди сюда.

Сколько их там? Двое? Трое? Пятеро?

— Вам надо, вы и подходите. А мне некогда.

Хорошая мина при плохой игре.

Из темноты негромко засмеялись.

— Да ты не бойся, не тронем. Маленький разговор есть.

— А я и не боюсь.

Пошел к ящикам на ватных ногах. Там сидело пятеро — не ошибся! — парней лет, пожалуй, по семнадцати-восемнадцати или чуть побольше, на вид вполне интеллигентных — в джинсах, в нейлоновых тонких куртках, двое — в свитерах под горло. Сидели на тех же ящиках, курили, вспыхивали во мгле крохотные огоньки сигарет.

Кто-то подвинул Игорю ящик.

— Садись.

Игорь сел, успокаиваясь, в ожидании какого-то любопытного разговора. Все равно родители уже волнуются, так что лишние десять минут роли не сыграют. А он сейчас на проспект выйдет, из автомата домой позвонит.