Стена (Фантастические повести)

Абрамов Сергей Александрович

И представляешь, Игорь, все меня отговаривают: «Ах, он пьян, он влюблен, он не знает, что делает…» — «Не знает, — говорю, — так узнает». И утром, в семь утра, едва лишь солнце позолотило верхушки деревьев, мы вышли на поляну, там была такая поляна, все стрелялись, и… «Возьмут Лепажа пистолеты, отмерят тридцать два шага…»

Игорь даже обернулся, желая, заглянуть Ледневу в глаза, но зря оборачивался. Профессор пылил сзади, на него не смотрел, уставился себе под ноги и журчал, журчал.

— Я, Игорек, стрелок отменный. Он, корнетик липовый, стреляет первым — промах! Я стреляю, он вскрикивает, все бегут к нему, а я бросаю пистолет и говорю: «Не волнуйтесь, господа, он жив и невредим. Я перебил ему аксельбант». И точно: аксельбант — пополам…

Тут Игорь не стерпел:

— Он что, адъютант был, ваш корнет?

— Какой адъютант? Почему адъютант? — заволновался старик, не привыкший, чтобы кто-то врывался с вопросами в его рассказы «о разном». — Ах, адъютант! Ну да, наверно, я не помню, но раз аксельбанты… Разве в этом дело, Игорек?..

Не в этом. Старику сладко врать — нет, даже не врать — сочинять небылицы из собственной — якобы! — жизни. Хочется ему казаться стройнее, сильнее, ярче, мужественней. Пусть сочиняет, от Игоря не убудет… Однако силен старик: «стрелок отменный», сердцеед воронежский… А ведь он, наверно, пистолета в глаза не видел. Корпел над архивными бумажками, чихал от пыли, находил, к примеру, данные о том, что жил в действительности Григорий Отрепьев, невыдуманная это фигура. Помнится, об этом он тоже рассказывал, сообщил: нашел подлинный документ. Да только потерялся, похоже, тот документ, потому что современные Игорю историки о нем и не слыхивали…

А уже и пригород пошел. Домики аккуратные, с палисадничками, а в них золотые шары, астры, кое-где мальвы… Чистый, будто и не тронутый войной городок. Городок в табакерке. А между тем гуляют в нем — сказал Пеликан — серебряные орлы полковника Смирного.

Время к двум часам пополудни подкатилось, прохожих на улицах немного. А те, кто есть, не обращают никакого внимания на странную пару — на Игоря с Ледневым. Мало ли кто в город приходит! Вот и старичок с внуком пришел, может, родственники у них здесь, а может, сами живут.

— Где преклоним колени, Игорек? — спросил Леднев. — Полагаю, Григорий Львович дал на этот счет указания?

Вот тебе и раз! Как он, тихий старичок, не от мира сего, догадался? Пеликан ему сказал? Вряд ли. Пеликан предупредил: придумай объяснение для профессора. Игорь придумал, потом выскажет.

Не нашел ничего лучше, чем так и спросить — напрямую:

— Откуда вы знаете?

А скорее всего это и было лучшим: зачем темнить?

— Старый я, Игорек, много видел и оттого умный. Григорий Львович, Пеликан наш драгоценный, ничего зря не делает. Мы ему зачем-то нужны, Игорек, ты не находишь?

— Нахожу, чего уж тут…

— Вот именно: чего уж тут. Но человек он симпатичный, да и любопытно мне: зачем мы ему? А тебе любопытно, Игорек, ведь любопытно?

— Любопытно. — Игорь не сдержал улыбки: ну и аналитик старик, одно слово — профессор.

— Так зачем любопытству противиться? Удовлетворим его, алчущее. Веди, Игорек, куда Пеликан велел.

После некоторых расспросов нашли Губернаторскую улицу. Довольно далекая от центра, она оказалась все же городской, скучной, почти без зелени. Булыжная неровная мостовая, несколько покосившихся фонарей, а один вообще рухнул, лежал поперек дороги, и никто не пытался его убрать.

Старик Леднев осуждающе заметил:

— Безвластие что творит! Ни городовых, ни околоточных, ни даже дворников… Круши империю!..

— Да черт с ней, с империей, — не преминул вставить Игорь, тем более что в его легенду входило свободомыслие. Да и начал он забывать о легенде, мешала она ему. — Столб вам глаза режет?

— Беспорядок, — кротко сказал Леднев и принялся оправдываться: — Я же не за империю радею, а за обретение власти. Думаешь, большевики, приди они к правлению, не убрали бы столб? Убрали бы. Потому что всякая власть — это порядок.

Дом номер четырнадцать оказался как раз неподалеку от раздражающего профессора фонаря. Обыкновенный одноэтажный низкорослый домик, купеческий грибок в четыре окошка. Глухой забор, глухие ворота, калитка на внутреннем запоре. Игорь забарабанил в калитку, заорал:

— Эй, хозяева! Есть кто-нибудь?..

Где-то за забором противно заскрипела дверь, женский голос испуганно спросил:

— Кто там?

— Откройте! — крикнул Игорь. — Мы от Гриши.

— А вот кричать не надо бы, — обеспокоенно заметил Леднев. — Зачем соседям знать, что мы от Гриши?

Игорь ничего старику не ответил, но с удивлением подумал, что тот прав. Конспирация еще никому не вредила.

Залязгал железный засов, калитка приоткрылась, и в образовавшуюся щель выглянуло женское лицо. Старое или молодое — Игорь не разобрал, заметил, что в платке, и все.

— Сколько вас? — спросила женщина.

— Двое.

— А Гриша где?

— Дела у него… — и в самом деле так. — Он дал ваш адрес, просил, чтобы вы приютили нас на несколько дней.

— Шалопут он, — сердито сказала женщина, но калитку открыла. — Проходите, — пропустила их во двор, старательно задвинула ржавый засов, обошла Леднева с Игорем, топтавшихся на дорожке у ворот. — Ступайте за мной.

Пошла впереди, укрытая огромным клетчатым платком, сейчас бы его пледом назвали — не разберешь, что под ним.

Двор небольшой, неухоженный, поросший низкой, выгоревшей за лето травой. Аккуратно сложенная поленница дров у забора, козлы перед нею, сараюшка на огромном — амбарном — замке. В глубине двора — известное сооружение, говорящее, что цивилизация в сей город не скоро доберется.

Женщина привычно вытерла ноги о плетенный из какого-то растения матрасик у крыльца, толкнула дверь. Леднев с Игорем вошли вслед за ней и очутились в неожиданно чистой и нарядной прихожей: с высоким, под потолок, зеркалом в деревянной раме на полированном столике-подзеркальнике, с керосиновой люстрой под по- толком, именно люстрой, хотя и дешевенькой. Пол крыт половиком — чистым, под стать прихожей.

— Снимите плащ, — сказала женщина Ледневу.

Тот торопливо сбросил свое жестяное чудовище, и женщина брезгливо взяла его, повесила на крюк — в стороне от остальных вещей, уместившихся на вешалке. Посмотрела на Игоря: тому нечего было снимать.

— Проходите в комнату.

Старик Леднев толстовочку одернул, расправил складки под кожаным пояском, как солдат перед смотром, — почуял, видно, открывающуюся возможность поговорить «о разном» со свежим собеседником, — и в комнату ринулся. Игорь за ним.