Стена

Гартвиг Дмитрий

Некоторые грызут ногти. А Линду воспитание не позволяло. И поэтому он болтал ногами.

Где-то там, на периферии зрения, Хольк чистил свой небольшой топорик, с которым его не заставили расстаться даже самые уважаемые профессора их факультета. Для северян, к воинственному племени которых принадлежал однокашник Линда, это грубое оружие имело какое-то сакральное значение. И даже тот факт, что Хольк теперь был не свирепым воином, а всего лишь учеником, которому бы следовало отказаться от всякого «приземлённого» оружия, положения дел не менял.

Ни один из тех седовласых стариков, правда, не ушёл живым из-под Гетенборга. А Хольк ушёл. И во многом благодаря тому самому одноручному топорику, который сейчас с таким упорством очищал с помощью пучка сена.

Чуть раздражающе звучали щелчки пальцев над левым ухом. Это Пьер, скользкий и пронырливый тип из нижайших слоёв общества. По слухам, его подобрал сам декан, у которого тогда ещё совсем малолетний Пьер умудрился свистнуть серебряную монету из кошелька. Тот же самый декан, схватив воришку за руку, неожиданно для самого себя и рассмотрел в мальчишке магический потенциал.

Вся наружность Пьера говорила о его бывшем роде занятий. Плавные и длинные конечности, типичное серое лицо городского обывателя, с которого, правда, почти никогда не сходила ехидная улыбочка бывшего висельника, беспорядочная причёска, которую к порядку гребня и ножниц не смогли приучить даже суровые правила академии. Абсолютный контраст с небритой угрюмостью Холька и выразительными аристократическими чертами Линда.

Пьер щёлкал пальцами. Магия огня была его слабым местом. Пробелы в этом знании он, тем не менее, постоянно старался ликвидировать. Стремление к совершенству подогревали и вполне прозаичные причины, в левой руке Пьер держал забитую почти доверху длинную курительную трубку. Оставалось лишь её поджечь, чтобы наконец, после утомительного многодневного марша, утолить-таки нестерпимое желание курильщика.

Искра на пальцах всё никак не хотела зажигаться. Щёлк, щёлк…

— Пьер, прекрати, пожалуйста, — спокойным тоном попросил Марк. — Дай сюда трубку, я её тебе зажгу.

Бывший вор лишь отмахнулся. Помимо удовольствия от горького дыма он рассчитывал получить и удовлетворение от ученической победы над непослушной стихией. И ни один заучка, высохший до костей в академической библиотеке, не смог бы ему помешать.

Марк и правда был самым прилежным учеником из их разношёрстой компании. Линд не особо погружался в слухи, но кое-что доходило и до его ушей. Громкий скандал в семье потомственного королевского чиновника, нежелание идти по отцовской стезе, неожиданные магические способности, и вот Марк здесь. Круглые очки, наследственное слабое зрение, жидкие волосы, зачёсанные назад по непонятно какой моде, тощее и длинное туловище. И невероятная жажда знаний, помноженная на горящие остовы всех мостов. У Марка просто не было выбора. Хольк всегда мог вернуться обратно на север, Линда с радостью примут в отцовском поместье, а Пьер в случае чего без проблем устроился бы на улицах любого города королевства, промышляя кражами и разбоем.

Но не Марк. У Марка другого варианта, кроме как вступление в Орден магов, больше не было.

Печально вздохнула Луиза, неприкаянно ходя мимо однокашников в поисках чистого места, куда можно было бы устало опуститься. В отличие от Линда, Луиза так и не смогла перебороть в себе то самую наследственное аристократическое чистоплюйство, заставляющее её даже посреди паники и отступления искать чистые, правильно взбитые перины. И если потомок герцога достаточно быстро смирился с травяным супом из крапивы и ночлегом под открытым небом, то для Луизы походные условия были источником нестерпимых страданий.

Стоило ли говорить, что посреди ржущих и воняющих потом кавалерийских коней, матерящихся солдат, изредка с чувством почёсывающих причинное место, и лагерной неразберихи найти чистый уголок было большой проблемой?

Линд помнил её ещё по той, старой жизни, состоящей в основном из светских приёмов, подковёрных интриг и четырнадцати сортов вина на частых пирушках. Дочка какого-то графа, полный титул которого он никак не мог вспомнить, всегда чистенькая и смазливая. Одно время настойчиво ходил слушок о браке между ним и Луизой, о котором неистово хлопотал её расторопный батюшка, но отец Линда, с презрением относящийся к самой идее мезальянса, зарубил идею на корню. К тому же герцога в то время заботили куда более важные проблемы, связанные в основном с пробуждающимися магическими способностями сына.

Брака не вышло. И слава Богам, так думал Линд. От одной мысли, что ему пришлось бы заботиться в этом походе ещё и о собственной капризной жене, повергала его в пучины уныния, отдающего зубной болью.

Слава Богам, что вторая женщина в их компании была полной противоположностью графской дочки. Марта, обладательница крепкой крестьянской фигуры, такой, которая лишь подчёркивает силу женского естества, но не переходит в неприятную полноту, в жизни не знала перин и корсетов. Точнее, впервые услышала он них только в академии. И всегда мучилась с тем самым корсетом, обязательном атрибуте магического одеяния для женской части Ордена.

Её можно было бы назвать симпатичной. Луизиной бледности она противопоставляла живую, почти тёплую розоватость кожи и мощный каскад вьющихся каштановых волос, которые никогда, по крестьянской моде, не собирались в хвост или вычурную причёску. В бою, когда Марта была поглощена метанием по врага фиолетовых стрел арканы, это выглядело особенно эффектно. Как будто на древних гравюрах.

Стоило ли говорить, что проблем с посадкой у Марты не было? Подоткнув под мягкое место полы мантии, она расположилась прямо на земле, совершенно не смущаясь грязи.

Вот и вся их компания. Вот всё, что осталось от Гетенборгской академии. Шестеро учеников второго курса, что едва только начали переходить от теоретических занятий к практике. И никому из них ещё не сравнялось даже семнадцати.

Линд продолжал болтать ногами.

Неожиданно посреди мерного, почти усыпляющего солдатского гвалта и ругани интендантов раздался звук, выбивающийся из фонового гудения, своей непререкаемой резкостью и чёткостью. Так обычно воспринимаются роковые приказы посреди жаркого боя, когда одно командирское слово вдруг выплывает на поверхность из бесконечного водоворота металлического лязга и криков боли.

Хотя про «обычно» Линд, побывавший за свою недолгую жизнь лишь в одном сражении, знать не мог.

Подняв глаза, всё это время прикованные к болтающимся коленям, он увидел двоих человек, ощущающихся совсем иначе, чем остальная толпа, постоянно снующая туда-сюда. От них исходило спокойное и уверенное чувство собственного превосходства, не унижающее подчинённого, но твёрдой и нетерпящей возражений рукой направляющее его. И дело было даже не в родовых гербах, отчётливо вышитых на их одежде, нет. Такое не купишь ни за какую наследственность, ни за какие деньги.