Степень вины
Шрифт:
– Вы что-то ответили ему? – задала Терри очередной вопрос.
– Естественно, я защищала свое произведение. – Марси помолчала, провела в смущении рукой по волосам, скорее золотисто-каштановым, чем рыжим, в люминесцентном свете. – В сценах, которые он высмеивал, я вывела себя и того, кого любила. Я говорила Ренсому, что эти сцены много для меня значат.
Терри почувствовала в последней фразе ту прощальную печаль, которой не может научить ни один адвокат и которую не в состоянии воспроизвести даже Мария
– Что ответил на это Ренсом?
– "Такое впечатление, – сказал он, – что они боятся прогадать. Ты же знаешь, что сексом занимаются без страховых полисов". Какую-то минуту он казался рассерженным, потом окинул мое тело взглядом. "Секс, – почти прошептал он, – это всегда спонтанность, это сама опасность". – Она снова помолчала. – Не успела я ответить, как он обнял меня.
Кэролайн Мастерс застыла в неудобной, неестественной позе.
– И что же вы? – спросила Терри.
Женщина смотрела на нее невидящим взглядом.
– Я не могла пошевелиться, меня тошнило. Было такое ощущение, что у меня притупились все чувства. Я знала, что должно произойти, но ничего не могла сделать, чтобы остановить это.
– С чего Ренсом начал свои домогательства? Сексуальные, я имею в виду.
Марси Линтон опустила взгляд.
– Он сунул руку мне под блузку, – тихо вымолвила она, – и стал трогать соски.
Веки ее сомкнулись, как бы ставя преграду между нею и теми, кто смотрит и слушает.
– Другой рукой взял меня за лицо и спросил: "Ты когда-нибудь видела Лауру Чейз?"
Зал вздохнул, как бы переводя дух после удушья, но Кэролайн Мастерс не шевельнулась, чтобы призвать к тишине. Она казалась потрясенной, даже Терри, знавшая ответ, была взволнована.
– Что сделали вы? – продолжала свои вопросы Терри.
– Меня трясло, как в лихорадке. – Впервые голос свидетельницы дрогнул. – Было, как я вам рассказывала, – огонь камина, затемненная комната, голова лося на стене. Когда он назвал имя Лауры Чейз, у меня появилось ощущение, что я – жертвенное существо древнего ритуала, а он – безумец.
В зале снова была тишина.
– Что вы делали?
– Я вырывалась.
– А потом?
– У него были такие злые глаза, – тихо сказала Марси. – И в то же время он улыбался, как будто я делала ему приятное. Потом он поднял руку, очень медленно, и ударил меня по лицу. – Ее уже трясло. – Моя голова дернулась. Я упала на диван. В глазах вспыхнуло желтое пламя. Во рту появилась кровь.
Терри медленно повернулась вначале к Шарп, потом к Кэролайн Мастерс. У Шарп был задумчивый, непроницаемый вид, во взгляде Мастерс смешались сострадание и серьезное размышление.
– Что было потом?
– Он встал надо мной на колени, ждал, пока я не открыла глаза. Разорвал на мне блузку. – Голос звучал так, будто говорившая не верила самой себе. –
– Вы сделали это? Она молча кивнула.
– Извините, – мягко произнесла Терри. – Нам нужно, чтобы вы ответили вслух для записи.
– Я обнажила грудь, – бесцветным голосом подтвердила Марси. – И не закрывала глаза.
Терри было до боли жаль несчастную. Она вспомнила: та рассказывала, как пыталась улыбнуться Ренсому, надеясь, что он остановится на этом, но губы разбитого рта не слушались.
– Что он делал потом?
– Он заставил меня расстегнуть молнию на джинсах. Потом снял их. – Марси снова закрыла глаза. – Когда он стаскивал с меня трусики, сказал, чтобы я держала его за член. Чтобы он оставался твердым.
Терри почувствовала, что силы покинули ее. Впервые в этот день она взглянула на Кристофера Пэйджита. Он какое-то мгновение смотрел на нее, потом медленно кивнул.
Она опять повернулась к свидетельнице:
– Что было потом?
– Он причинил мне боль. – Открыв глаза, женщина, казалось, испытывала смущение. – То, как он это делал, причиняло мне боль. Несколько дней у меня все болело внутри.
– Вы имеете в виду физическую боль?
– Да. – Марси Линтон помолчала. – Боль душевная никогда не стихала.
– Марси, когда он насиловал вас, что вы делали?
– Лежала, смотрела на голову лося. Боялась, что, если закрою глаза, он снова ударит меня.
В зале послышался тихий сочувственный шепот. Что-то писала в своем блокноте Шарп; Терри подумала, что эти заметки теперь совершенно бесполезны. В пойманном мимолетном взгляде Марии Карелли она уловила едва различимую улыбку – возможно, это ей лишь показалось. Если выкарабкаешься, холодно подумала Терри, будешь по гроб жизни обязана Марси Линтон. И мне. И снова обратилась к писательнице:
– Когда это кончилось, что делал Марк Ренсом?
Та смотрела в пол.
– Сказал, чтобы я готовила ему. Без одежды.
– И вы это делали?
– Я боялась его. – Голос Линтон стал монотонным. – А он хотел смотреть на меня.
Последняя фраза, полная стыда и страха, повисла в воздухе.
– Почему вы все еще боялись его? – спросила Терри.
– Он не просто изнасиловал меня, – после паузы произнесла Марси. – Он сделал меня другой. То, что осталось после него, – это инстинктивный страх: перед жизнью, перед ним. Я знала, что мне никогда уже не остановить его – сколько бы раз он ни захотел проделать это. – Ее голос упал: – Я не верю, что он умер. Я не могу в это поверить. Он слишком долго был во мне.