Степень вины
Шрифт:
Он смотрел в темноту комнаты, в ничто.
– Где? – наконец спросил он. – У меня?
– Я не хочу, чтобы нас видели вместе – двух главных свидетелей, как раз накануне дня показаний. Подумают, мы обсуждаем, что мне говорить. – В ее голосе сквозила ирония. – Жди меня у памятника Джефферсону. Ты как-то говорил, что тебе там нравится.
Ночь была по-осеннему холодной. Обрамленный полукольцом вишневых деревьев, купол был темен, в бледном свете одиноким каменным изваянием стоял Джефферсон, всматривался вдаль, как будто ждал кого-то, кто, может быть, никогда не придет. Пэйджит повернул к зацементированной
11
Миля равна 1,609 километра.
– Привет, Крис.
Он обернулся. Мария была одета в темные шерстяные слаксы, шелковую блузку, на плечах – строгий жакет, серебряные серьги в ушах. В лунном свете лицо ее казалось очень загорелым, а волосы отливали глянцем, как только что вымытые. Она словно пришла на свидание.
– Как я понимаю, – начала она, – ты был занят последние два месяца. С нашего последнего разговора.
– Как и ты, я слышал. – Он помедлил, всматриваясь в ее лицо. – Интересно, что же мы с тобой должны уладить.
– О, я сгораю от смущения.
Пэйджит едва сдержал невольную улыбку и снова посмотрел на нее.
– Я беременна, Крис.
Он замер, ошеломленный.
– Ты уверена?
– Абсолютно.
Он отвернулся, уставил неподвижный взгляд на воду бассейна. Потом взглянул ей в глаза:
– От кого?
На мгновение она как будто окаменела, потом слабо улыбнулась.
– Едва ли это приятно слышать.
Пэйджит пожал плечами:
– Последние два месяца начисто вышибли из меня всякую романтику.
Мария смотрела в сторону.
– Настолько, что ты забыл наш последний уик-энд?
– Ты все прекрасно понимаешь, – сказал он после продолжительной паузы.
Она придвинулась к нему:
– Горькая правда в том, Крис, что в тот уик-энд мы забыли о многом.
Он скрестил руки на груди:
– Почему ты решила сообщить мне свою новость сегодня ночью? Именно сегодня ночью?
– Потому что раньше или позже я должна была сказать тебе это. – Мария помолчала. – Думаю, потом ты поймешь, почему ты должен был узнать это сейчас.
– Зачем интриговать меня?
Она расправила плечи:
– Затем, что это моя тайна.
Пэйджит пристально посмотрел на нее:
– Ты, должно быть, шутишь?
– Нет, – решительно отрезала она. – И не забывай: я – католичка.
И, хотя Пэйджит был озадачен и сконфужен, он едва не рассмеялся:
– Ты все твердила мне, что хочешь избавиться от "пут" – родителей, церкви, мужа-троглодита, который требовал, чтобы ты нарожала детей и "дома использовала свое образование". И у меня совершенно не укладывается в голове, что ты можешь руководствоваться глубоким религиозным чувством. Или, может быть, в то воскресенье, когда мы занимались любовью, тебе явился ангел, который потребовал
Мария нахмурилась:
– Ты всегда был очень умным. Но я действительно католичка, к счастью или нет. Оценить те или иные обстоятельства можно, лишь попав в них. Мне кажется, есть тысяча вещей, которые ты не в состоянии понять.
Пэйджит поймал себя на том, что смотрит мимо нее.
– Мария Карелли, – прошептал он. – "Христова невеста".
Вновь обратился к ней взглядом. На ее лице было лишь настороженное внимание.
– Не взыщи, что не готов к такому обороту дел.
В темноте фигура Марии казалась жалкой и ссутулившейся. Пэйджит хотел спросить, как она себя чувствует, но она снова выпрямилась и сухо заявила:
– В данный момент едва ли имеет значение то, что ты думаешь.
В этих словах была окончательность и необратимость случившегося, они переводили его в иную реальность: у этой женщины, и ни у какой другой, будет его ребенок. Оба молчали, и он непроизвольно осматривал ее, ища изменения, которых еще не могло быть.
– Ты устала? – наконец спросил он.
Она опустила взгляд:
– Немного. Не смертельно.
– Может быть, тебе присесть?
Сели на скамью у бассейна, над самой водой, в нескольких футах друг от друга. Еще чувствительнее показался холод ночи.
– Что ты хочешь от меня?
Ее лицо в профиль – она улыбалась черной воде.
– Свадьбы, конечно. Домик на ранчо, где-нибудь на Потомаке.
Он молча ждал, пока ее улыбка не погасла.
– Ничего, – выдохнула она. – Просто хотела, чтобы ты знал. Чтобы в будущем ты сделал все, что нужно.
– В будущем? – повторил он. – Из твоей логики следует: время ты выбрала совсем не случайно.
– Думай, как хочешь. – Мария не отрывала взгляда от воды. – Это зависит от того, какое значение ты придаешь тем или иным вещам. Единственное, в чем я уверена: у меня скоро будет ребенок.
Пэйджит прищурился.
– И в том, – добавил он, – что завтра ты даешь показания в сенате.
– Разумеется. – Она по-прежнему не смотрела на него. – Не думаю, что в этом своеобразном мужском клубе дают освобождение матерям-одиночкам.
Пэйджит осознал вдруг, что прямо перед ними, где-то там, вдали, скрытый ночной мглой и безлистными деревьями, Белый дом.
– Тогда нам лучше идти.
Мария повернулась к нему, всматриваясь в его лицо.
– Да, – ответила она. – Нам лучше идти.
Ее "фольксваген" был припаркован в тени полукольца деревьев. Пэйджит провожал ее до машины, держа руки в карманах. Потом наблюдал, как она открывает дверцу.
Скользнув на сиденье, она взглянула на него снизу вверх:
– Ночь впереди еще долгая. Для меня, по крайней мере.
Он смотрел на задние огни ее машины, пока они не исчезли.
На следующее утро в зале заседаний Мария выглядела как обычно, будто ничего не произошло.
Оставив своего законника, она прошла к Пэйджиту в конец зала. То, как она держалась, свидетельствовало о самообладании и ясности духа. Пэйджит был уверен: никто, кроме него, не заметил следов бессонной ночи у нее под глазами. Репортеры и фотографы занимали позиции, сенаторы и их штат толпились у деревянной скамьи на возвышении, никто не обратил внимания на Пэйджита и Марию.