Степень вины
Шрифт:
– Наверное, нет. Во всяком случае, пребывание вне дома делает детишек более самостоятельными. – Не успела Терри возразить, как он перешел к другой теме: – Слушай, Тер, у меня к тебе важный разговор.
У Терри почему-то появилось ощущение, будто в животе затягивается узел.
– Что такое?
– Речь идет о бабках. Нам все еще не хватает нескольких тысяч начального капитала.
– Может быть, начнем торговать моим телом?
– Я серьезно.
Терри потерла висок.
– Я тоже. У нас же нет денег – и за компьютер я еще не успела расплатиться.
– Мне он нужен для дела. Кроме того, за него лишь удерживают из зарплаты – и нужно учесть, что у тебя есть привилегии по налогам.
– У нас больше нет денег, – медленно произнесла она. – Что тут непонятного?
Долго длилось молчание.
– Об этом я и хотел с тобой поговорить.
Терри почувствовала, как боль, начавшись где-то в затылке, постепенно подбирается к глазам.
– О чем именно?
– О твоих пенсионных накоплениях. – Ричи помедлил. – Мы можем позаимствовать оттуда.
Терри прикоснулась к векам.
– Я не уверена, что это можно.
– Да можно, можно. Я узнавал у твоего бухгалтера, в фирме.
– Ты звонил ей?
– Но тебя же здесь нет, верно? Не переживай, Тер. Я же не взял деньги, не сделал еще ничего. Пока ты не подпишешь бумаги, ничего нельзя сделать.
Пока, подумала Терри. А вслух сказала:
– Я там еще недавно. Наверное, речь может идти только о каких-нибудь пятистах долларах.
– Нет же, почти тысяча триста. – Он заговорил торопливо: – Ты можешь забрать половину, и это будет стоить тебе менее восьмидесяти долларов в месяц. Причем ежемесячные взносы делать не придется – они будут удерживать сами.
– Ты имеешь в виду удержания из твоей зарплаты?
– Думай, что говоришь. – Ричи повысил голос. – Это же именно то, что я называю нежеланием оказать хоть минимальную поддержку. Если не сказать хуже – тебе просто хочется унизить меня, чтобы легче было мною управлять.
Терри опустилась на стул.
– Извини, Ричи. Я вовсе не хочу унизить тебя. Просто надо, чтобы мы наконец устроили нашу жизнь. Не буду говорить о каких-то предчувствиях, но у меня всегда возникает непонятное ощущение… – Она сделала паузу, не в силах объяснить свое состояние. – Как только ты начинаешь говорить, меня как будто паралич разбивает. Желудок в кулачок сжимается…
Ричи понимающе хохотнул:
– О'кей. Но подумай – ведь эти несколько сотен баксов не стоят даже телефонного разговора. Ты же потратишь их с выгодой для нас, Тер.
Терри вдруг увидела, что сделалось совсем темно; она не заметила, что наступила ночь.
– Я подумаю, – ответила она наконец. – О'кей?
– Великолепно. – Ричи снова был бодр и полон надежд. – Поговорим, как только вернешься.
Терри помедлила.
– Послушай, если я завтра по какой-то причине задержусь и вернусь только поздно вечером, пусть Елена будет дома, хорошо?
– Ну конечно. Мы пообедаем с ней в том месте, которое она любит, я знаю, потом поведу ее, может быть, в плавучее кафе-мороженое. – Он смолк, как будто его внезапно осенила идея. – Тер, а почему бы нам втроем в
Терри подумала, что иногда всплески его активности утомляют. Но вспомнила, что Елена любит кататься на паровозике.
– Заманчивое предложение, – согласилась она и попрощалась.
Какое-то время неподвижно сидела в темноте. Думала о гостиничном обслуживании, вспоминала о Линдси Колдуэлл, размышляла о Ричи, о себе. У нее появилось ощущение нереальности тех обстоятельств, в которых она очутилась, – заброшена в тропическую ночь, вдали от дочки, в ожидании звонка особы, которую видела лишь издали да в кино.
Зазвенел телефонный звонок, пробудивший ее от оцепенения. Она взяла трубку:
– Алло!
– Алло. Это Тереза Перальта?
Голос был чистый, лишенный манерности; Терри всегда казалось, что так говорят на Среднем Западе.
– Да, – ответила Терри. – Спасибо, что позвонили.
– Не за что, – сказала Линдси Колдуэлл. – Значит, ждали моего звонка?
7
– Речь пойдет о Марке Ренсоме, – спросила Линдси – или о Лауре Чейз?
Они сидели на террасе дома Колдуэлл – дом из стекла и красного дерева стоял на берегу океана в Малибу Колони – и смотрели, как утреннее солнце пляшет на океанском горизонте. В голубых джинсах и белом свитере собеседница Терри казалась меньше и скромней той Линдси Колдуэлл, которую она помнила. С рыжеватыми волосами, ясными голубыми глазами и умным внимательным взглядом, она походила не на звезду экрана, а на провинциальную тетушку, которая, работая каким-нибудь экспертом, совершенно случайно разбогатела. Единственное отличие – в ней ощущалась не выставляемая напоказ, но и не скрываемая уверенность в непоколебимости собственного делового авторитета, уверенность женщины, которая сама ставит свои фильмы, живет своим умом и твердо знает себе цену.
– Мне и самой пока неясно, – ответила Терри. – Вы по телефону говорили, что я, вероятно, представляю себе, зачем хочу видеть вас. Но я пока еще не знаю, почему хотел встретиться с вами Марк Ренсом.
Во взгляде актрисы была смесь задумчивости и удивления.
– Пока не знаете, – констатировала Линдси.
Терри покачала головой.
– Я подумала, – рискнула заметить она, – что вы были пациенткой доктора Стайнгардта.
– Лестно же вы обо мне подумали. – Смолкнув, мисс Колдуэлл обернулась к океану.
– Было время, когда я действительно меняла врачей, как иная женщина меняет любовников, – отец заставлял. Но никогда не пробовала лечиться у этого фрейдиста. – Ее голос стал тих и печален. – Я частенько говорила себе, что ее никто не спасет и никто не поможет Лауре спасти себя.
Терри была изумлена:
– Вы знали ее?
У мисс Колдуэлл был такой взгляд, будто она не может решить: говорить ли правду? Наконец она вяло кивнула:
– Тогда я была совсем молодой. Всего девятнадцать.